Совдетство. Узник пятого волнореза

— Прости, брат! Вот если бы он нам ее подогрел, я бы не отказался…

Тем временем мы дошли до развилки, дорога раздваивалась, словно стараясь обхватить гору с двух сторон. Алан остановился, соображая, куда идти, и все замолчали, чтобы не мешать ему, как Чапаю, думать. Стало тихо, слышались только птичий писк, хруст веток и чмоканье — Мишаня лопал добытый с риском для жизни фундук.

— Сорок восемь — половину просим! — потребовал Ларик. — Дай орешек!

— Дашь маг поносить?

— Шиш! — показал мой друг.

— И тебе — шиш! — Ответная фига поразила меня тем, что большой палец жмота высовывался между указательным и средним почти на всю свою длину.

— Мы заблудились, да? — с воодушевлением спросила Ирэна. — О, ночь в горах! Романтика!

— Нет, не заблудились, я вспоминаю, в какую сторону будет короче, — задумчиво ответил наш вожак. — Тут раньше указатель был…

И вдруг из леса, вниз по тропе, как в страшной сказке, на дорогу вышел жуткий бородатый мужик в застиранной, почти белой, гимнастерке, дырявых галифе и сморщенных кирзовых сапогах. Если бы не бесформенная фетровая шляпа (такие надевают, отправляясь в парную), он был бы похож на бойца, выходящего из окружения, как в фильме «Живые и мертвые». Только на плече незнакомец держал не винтовку, а мясницкий топор с широким лезвием.

«Ну, чистый людоед из сказок братьев Гримм!» — подумал я, ощущая подлую дрожь в коленях.

— Добрый день, мальчики-девочки!

— Здра-а-вствуйте… — то ли подумал, то ли произнес я.

— Заблудились? — спросил он и осклабился, показав железные зубы.

От этой стальной улыбки и наточенного полукруглого, как алебарда, топора мне стало не по себе, дрожь от колен перекинулась на нижнюю челюсть. Если даже в центре Москвы преспокойно орудовал кровожадный убийца по кличке Мосгаз, зарубив не одну жертву, доверчиво открывшую ему дверь, то уж здесь, в дебрях Кавказских гор, встретиться с безжалостным душегубом, скрывающимся от закона под видом какого-нибудь лесника или дровосека, плевое дело. У меня похолодела макушка и шевельнулись на голове волосы. Что делать?! Броситься вниз по дороге с криком «Караул!» Хотя какой тут «караул»? Никакого. Ближайший наряд прохлаждается в лучшем случае где-нибудь возле приморского парка, да и то не факт. Местная милиция, вялая, неторопливая, расслабленная, кочует со свадеб на именины, ей не до борьбы с преступностью. Одно слово — курорт. Я снова мысленно обозвал себя трусом и остался на месте. Убежать, оставив женщин и детей, — позор на всю жизнь! Зато Мишаня бесшумно юркнул в кусты, как ящерка.

— Заплутали, наверное? — ласково повторил жуткий незнакомец, которого я мысленно окрестил Железным Дровосеком.

— Нет, просто мы направление выбираем, — смело ответил Алан, заслоняя Ирэну и Лиску, от страха прильнувших друг к другу.

— Направление? Туристы! К паровозику идете? — Он шагнул ближе и снял топор с плеча.

— Угу, — кивнул наш вожак, приподнял левое плечо, а правую руку отвел и сжал в кулак. — Я только забыл, какая дорога ближе…

— Обе длинные. Пойдемте, покажу вам совсем короткий путь — насквозь! Вверх, но быстро. — И он поманил нас в чащу. — Я тут все тропы знаю.

— Не надо… — простонала Ирэна. — Мы сами дойдем…

«В дебри заманивает!» — догадался я, чувствуя, как по спине, щекоча волдыри, течет струйками холодный кипяток.

— Смелей, ребята, за мной! Не бойтесь, я не кусаюсь! — И он снова улыбнулся железными зубами.

«Ага, с таким топором никаких клыков не надо, — затосковал я. — А если он в самом деле людьми питается? В Ленинграде такое случалось, нам рассказывал старший пионервожатый Стасик, переживший блокаду…»

— Нет, спасибо… Мы не боимся… Мы сами… — пролепетал струхнувший Суликошвили, пряча за спину магнитофон.

«Если не из-за мяса, то из-за „соньки“ точно убьет! — понял я и попятился. — Зарубит и расчленит, как в гастрономе…»

— Ларик, ты-то что встал, как баран! — весело упрекнул расчленитель. — Пошли, покажу короткую дорогу!

— Откуда вы меня знаете? — пролепетал мой друг.

— Ты что, не узнаешь меня в бороде и шляпе? — засмеялся человек с топором.

Он снял с головы фетровый колпак и обнажил раннюю лысину, такую милую, что у меня сразу отлегло от сердца.

— Ларик, я же Анзор, двоюродный брат Сандро. Твой дядя! Помнишь меня или забыл?

— П-п-помню, но забыл… Вы же на Север вроде завербовались…

— Ну да, на пять лет. Вернулся. Холодно там. А Лиска-то совсем взрослая стала! Уезжал — под стол бегала. Замуж скоро! Узнаешь меня, стрекоза?

— У-у-узнаю… — закивала она, явно лукавя. — А что вы здесь делаете?

— Дрова рублю. Что ж еще?

— А лесник не ругается? — с вызовом спросил Алан, раздосадованный тем, что тоже испугался незнакомца с топором.

— Не ругается. Мы кунаки, — ответил Железный Дровосек и снова повернулся к Ларику. — Это твои друзья?

— Да! Алан — мой лучший друг!

— Очень приятно! — Лесоруб протянул ныряльщику широкую мозолистую пятерню, и тот ответил, кажется, самым старательным рукопожатием, на какое был способен.

— А это Ирэна и Юрастый. Они из Москвы! — указал на нас молодой князь.