Совдетство. Узник пятого волнореза

— Дурак, напейся лучше со Степкой, — посоветовала сестра.

— Не психуй, что-нибудь придумаем… — сказал я, чтобы успокоить друга.

Мы побрели дальше. Костас, уже складывавший свои фото-причиндалы и витринку с образцовыми снимками, завидев нас, помахал рукой и крикнул:

— Покажи технику, Ларик! Может, куплю!

— Не продается, — грубо ответил несчастный и пошаркал дальше.

25. Друг спас друга

Я шел и думал, мои мысли, как обычно, разветвились. С одной стороны, мне хотелось, чтобы Зоя пришла на мою испытуху и чтобы Ихтиандр при ней надел мне на шею леску с боевой клешней. С другой, мысль об узком, подводном лабиринте вызывала у меня не то чтобы страх, а какое-то стойкое опасение. Вдруг волдыри не заживут, наоборот, воспалятся, и ныряние придется отложить, а потом снова начнется шторм, и огромные грязные волны обрушатся на берег, круша все на своем пути, как в Японии. Затем в сознание вернулась смутная спасительная идея, мелькнувшая и пропавшая час назад, но теперь она стала ясной и отчетливой, словно снимок в ванночке с проявителем, получив нужную выдержку. Мы поравнялись с вокзалом, и я окончательно понял, как можно спасти друга. Прежде всего надо помириться с обжорой, который все это время шел по другой стороне Сухумского шоссе, бдительно следя, чтобы коварный кузен не настиг его внезапным броском через дорогу.

— Вот что надо сделать, — сказал я, остановившись. — Но сначала прости Мишаню!

— Нет, никогда! Зачем он нужен?

— Нужен. Объясню, когда простишь.

— Соглашайся! — вмешалась Лиска. — Юрастый — парень башковитый.

— Ладно, прощаю урода…

— Мишаня, иди к нам! — позвал я. — Тебя не тронут.

— Врешь! Вы сговорились! — не поверил вредитель.

— Матерью клянусь! — крикнул юный князь через дорогу. — Не трону!

— Просто так и простишь? — спросил недоверчивый пацан.

— Нет, не просто так! — крикнул я.

— Ишь, хитрюги! Велосипед не отдам!

— Тебе его еще не купили, балда! — разозлилась Лиска. — Не нужен нам твой будущий велосипед! Иди сюда, недоносок!

Наконец, поколебавшись, Мишаня выждал промежуток между мчащимися машинам и перебежал шоссе, остановившись от нас на безопасном расстоянии:

— Говори, чего надо?

— Значит, так, — начал я. — Ты никому ни слова не говоришь о том, что случилось с магнитофоном. Понял?

— И всё?

— И всё.

— Дурак ты, и уши у тебя холодные! Агеич и так всё увидит.

— Не твое дело. Сейчас вы идете с Лиской домой, смотрите обстановку. Если спросят про нас, скажете, что мы с Лариком пошли к морю — посмотреть на шторм. Поняли?

— Вы что-то против меня задумали… — Он попятился.

— Не дрейфь, к тебе это отношения не имеет. Но главное — узнайте, вернулся ли Агеич с сестрами Бэрри. Мы будем через полчаса ждать на развилке. Кто-то из вас прибежит и скажет.

— Я ничего не понимаю, — пожала плечами «сержант Лидка».

— Он сбрендил! Шарики за ролики зашли… — усмехнулся Мишаня. — Я и так домой собирался. Там ужин.

— Вот и шагайте, а через полчаса доложите! — строго повторил я.

— Ты кто такой, чтобы тебе докладывать? — подбоченился вредитель.

— Ладно, урод в жопе ноги, пошли! — прикрикнула на него Лиска. — Раз говорят надо, значит надо.

И они, недоверчиво оглядываясь, побежали на улицу Орджоникидзе, а я повел недоумевающего друга на пляж Ардаваса. Грязное море, утихая, вспучивалось между волнорезами, но, судя по мусору возле самого забора, с утра волны докатывали до домов. На берегу валялись выброшенные морем небольшая коряга, обрывок плетеной корзины, ветки с листвой, моток тонкой проволоки, розовый резиновый тапок. Облака к вечеру налились свинцовой синевой и провисли, как животы объевшихся коров, но из узкого просвета между тучами и горизонтом сочился малиновый закат. Мы сели на край лодки, отодвинутой подальше от воды, Ардавас приветливо помахал нам из летней кухни.

— Включи на полную громкость! — велел я.

— Зачем?

— Чтобы все видели и слышали. Это называется «алиби», — объяснил я со знанием дела, так как внимательно смотрел фильмы про уголовный розыск, вроде «Дела пестрых».

Ларик нехотя подчинился, и снова послышался рычащий голос Высоцкого:

Отставить разговоры!
Вперед и вверх, а там,
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
Они помогут нам!

Калека вышел из калитки и поковылял в нашу сторону, неся в руке тарелку с лепешками.

— Зажми разбитый угол между колен! — шепнул я. — Скорей!

Страдалец глянул на меня как на умалишенного, но спорить не стал. Он был похож на приговоренного к смерти, которому перед плахой велели помыть голову и причесаться на пробор. Добрый армянин протянул нам по горячему пирожку, источавшему дивный запах, и я, лишь сейчас поняв, как голоден, вцепился зубами в сочный край.

— Кушайте! Бабушка Асмик пекла!

— Спасибо, — ответил я с набитым ртом.

— Хороший у вас аппарат! — похвалил Ардавас. — Дорогой, наверное? Новый?

— Из магазина.

— А Володю Высоцкого я лет пять назад на рыбалку возил. Ох, и силен же пить мужик! С ним еще какой-то артист был… Сева. Тот поаккуратней — половинил.