Совдетство. Узник пятого волнореза

Как же странен этот мир, куда я попал лишь потому, что Лида и Тимофеич умудрились познакомиться на танцах в Саду имени Баумана, кажется, в 1953-м! А ведь могли не заметить друг друга. Тетя Валя, присутствовавшая при их встрече, рассказывала, что так бы оно и случилось, но маман в последний момент надела вместо шляпки обновку — черный берет, связанный рукодельной старшей сестрой. Он шел младшей необыкновенно — встречные парни шеи сворачивали. А мой будущий отец накануне модно постригся, став окончательно похожим на актера Ларионова, исполнявшего главную роль в «Пятнадцатилетнем капитане». Родители увиделись, потанцевали и запали друг на друга так, что помочь им мог только загс…

— В общем, Юраша, если бы не твоя тетка — не жить тебе на белом свете! — подытожила Батурина, окончив рассказ. — Будь зайкой, сбегай на угол за свежим батоном! Но только сначала ложечкой промни, они там, черти, в новый привоз вчерашний хлеб подкладывают…

— Смотри! — сдавленно шепнул мне Ларик.

С лежака поднялась и томно потянулась зрелая женщина с изобильной грудью, выпиравшей из лифчика, как опара из кастрюли.

— Мадам, снимите с веревки ваш бюстгальтер, в нем дети гамак устроили! — Мой возбужденный друг напомнил мне прошлогодний анекдот. — Как тебе фемина?

— У нее челюсть лошадиная, — ответил я с прохладцей.

— Да, на рожу не очень, — согласился он. — Пошли дальше!

Честно говоря, прошвырнуться вдоль пляжа я согласился исключительно для того, чтобы достичь того места, где загорает Зоя, хотя из-за неважной погоды и волн вероятность встретиться с ней невелика. Ну и пусть! Мне хотелось видеть девушку-пажа каждый день, как когда-то Шуру Казакову или Ирму Комолову! В ушах звучал ее голос, а в памяти время от времени возникали картины былого: вот она выходит из воды, а вот танцует, балансируя, на трубе, точно девочка на шаре, а вот трогает тонкими пальцами мои струпья и произносит незабываемое: «Бедненький!»

Наконец мы дошли до сетки, отгораживавшей угодья санатория «Апсны» от общего берега. Рабица одной стороной упиралась в парапет, а другой уходила метров на тридцать в воду, почти до буйков. Волны, откатываясь, обнажали зеленые космы, которыми обросли ржавые ячейки проволоки. Вдоль набережной тянулся белый сплошной забор с проходом, его охранял дежурный, пуская вовнутрь только по курортным книжкам. Там, на заповедном пляже вдоль берега стояли грибки, бесплатно выдавались лежаки, а еще можно было взять напрокат деревянные шезлонги. Имелась даже собственная радиоточка, и приторный голос Георга Отса пел:

Тот, кто рожден был у моря,
Тот полюбил навсегда
Белые мачты на рейде,
В дымке морской города,
Свет маяка над волною,
Южных ночей забытьё!
Самое синее в мире
Черное море мое,
Черное море мое!

Остановившись у преграды и зорко осмотрев немногочисленных обитателей закрытого лежбища, я сразу же, трепеща сердцем, узнал по прическе и фигуре Зою, а также рыжую Тому, они играли в бадминтон. На студентке было необычное бикини, я таких еще не видел: левая сторона вся белая, а правая черная, причем на границе цветов виднелись нарисованные полукольца, наложенные друг на друга, на лифчике — поменьше, на трусиках — побольше. Ткачиха же натянула на себя купальник, в каких сдают ГТО.

Поблизости стоял на страже Михмат. Не знаю, чем он там натирается, может, дефицитным ореховым маслом, но загар у него ровный, бронзовый, как у Гойко Митича, да и мускулатура ненамного хуже, а профиль орлиный, как у индейца. Если бы не залысины и слегка выпученные глаза — чистый апач! Рядом, на коневом одеяле с большими голубыми розами, лежала ничком мамаша, ее складчатое тело издали напоминало пухлый батон вареной колбасы, перетянутый в нескольких местах веревочкой. Если оценивать загорающих теток по пятибалльной системе, как в школе, я бы поставил ей двойку с минусом. Единицу нельзя: у нее доброе лицо. Ради чего ладный электронщик связал с ней свою жизнь? Загадка…

— Крепкий у нее отчим! — присвистнул Ларик. — А муттер — полный отстой.

— Да ну его — Геракл засушенный! — ревниво возразил я.

Пляжные мужчины, по моим наблюдениям, делятся на хиляков, пузатиков, амбалов и засушенных Гераклов. С первыми двумя видами и так все понятно. Амбалы — это от природы здоровые мужики с мощными, но заплывшими жирком мышцами и наеденными животами. А вот засушенные Гераклы, наоборот, с рельефной, явно накачанной мускулатурой. Они, Михмат не исключение, и по пляжу-то ходят неторопливо, враскачку, с гордо поднятой головой, будто движущиеся экспонаты, которые следует восхищенно разглядывать.

— Пойдем к ним, побазарим! — предложил горячий мингрел.

— Нет-нет, — замотал я головой.

— Что ты менжуешься?

— Спина… — Я показательно сморщился.