Для тех, кто зарабатывает деньги,и тех, кто зарабатывает славу,и тех, кто зарабатывает женщин,я умер.Для тех, кто в чтении находит только скуку,и тех, кто истину находит только в книгах,и тех, кто пользы не находит в песне,и тех, кто выгоду в стихах находит,я умер.Для тех, кто голосит о торжестве сознанья,и тех, кто шамкает о смерти интеллекта,и тех, кто превозносит чистый разум,и тех, кто никогда не произнес: «Я не разумен», —я умер.Я умер.Но как же тогда продолжаю любить потемневшую роспись,скульптуры ольмеков и римлян, полотна японцев и эстов?Любить всех, оставивших в камнеи в глине, в немеркнущих краскахглаза свои, руки и кровь?
2
Я знаю:на тяжелой, влажной пашне,на трещинах камней, на стоптанной дороге,хранящей след животных и людей,я оживаю.В лиловой тишине, когда сзывают стадо,в рассветном беге розовых коней,в смоленых желваках натруженных уключин,держа весло, лопату и перо,я оживаю.Когда учусь у пахарей и формул стремиться к точности,и у ночных костров учусь добру, и открываю в песнеили картине слепок чьих-то рук,я чувствую: не всякий смертный умер,и я живу и мыслю вместе с ним.Бессмертные, мы молча размышляемо зарослях дождей и перелетах птиц,о радующей тяжести пшеницы,об узловатой речи рыбакови пенящемся говоре южанок,о плитах Тоомпеа и валунах Байкала,о тех, кто был, кто есть, и тех, кто будет.И в смене смерти, роста и рожденьяя чувствую.Я знаю.Я живу.
Что на могиле мне твоей сказать?Что не имел ты права умирать?Оставил нас одних на целом свете,Взгляни на мать — она сплошной рубец.Такая рана видит даже ветер,На эту боль нет старости, отец!На вдовьем ложе, памятью скорбя,Она детей просила у тебя.Подобно вспышкам на далеких тучах,Дарила миру призраков летучих:Сестер и братьев, выросших в мозгу…Кому об этом рассказать смогу?Мне у могилы не просить участья.Чего мне ждать?…Летит за годом год.— Отец! — кричу. — Ты не принес нам счастья!.. —Мать в ужасе мне закрывает рот.