Ветераны поднимались с мест в поддержку идеи о том, что инвалидам нужна организация, способная отстаивать их жизненные интересы. Одни из них просто не читали устав, другие намеренно игнорировали его, а третьи переиначивали его положения на собственный лад. Наконец, были и такие, кто хорошо разобрался, для чего создается ветеранская организация, но не желал соглашаться с этим: «Я рад, что у нас, в конце концов, создана такая организация, которая будет заниматься не только вопросами международного характера, но и вопросами бытового и материального устройства, а их очень много, и Комитет обязан нам помочь»[800]
. Кое-кто пытался даже напрямую оспаривать правомочность идущего заседания: «Здесь много говорили о задачах. Я хочу уточнить: какое будет бюро, из скольких человек? Мои люди, не организованные до сегодняшнего дня, впервые сейчас собрались. Начнем выдвигать кандидатуры, и ничего из этого может не выйти. Почему? Потому, что организация собрания была узкая. Инвалидов не известили. И это здесь, а что же будет на периферии? Надо было через райсобесы или печать сообщить о сегодняшнем собрании. Почему это не было объявлено? Потому, что организация эта проходит самотеком. Цель нашей организации нам ясна, и скажите, товарищ Маресьев, можно ли выбрать из пятидесяти присутствующих здесь людей комитет союзного значения? Надо было создавать более широкое совещание, но этого сделано не было»[801].В конце совещания Маресьев попытался успокоить разволновавшуюся аудиторию. По его словам, было бы неправильным игнорировать материальные запросы ветеранов или же не вовлекать их в работу самым непосредственным образом. Он снова деликатно намекнул на возможность компромисса между задачами, поставленными ЦК партии, и устремлениями активистов, допустив ограниченное лоббирование ветеранских интересов: «Да, товарищи, мы как Комитет не можем заниматься теми же функциями, как, например, Министерство соцобеспечения, Министерство здравоохранения, но я должен сказать, что общественная сила подчас играет большую роль, даже бо́льшую, чем у другого официального органа. Вот вы пришли к товарищу Муравьевой, а она вас не захотела слушать, а если бы пришла наша организация, слушала бы. Вот здесь рассказывал член нашей ревизионной комиссии генерал-майор Лукин, как он ходил, выяснял вопросы с мастерскими, и вопрос решился положительно. Также и квартирный вопрос. Приходит инвалид и говорит, что живет в кошмарных жилищных условиях. Послали мы туда члена Комитета, он посмотрел своими глазами и направил письмо председателю райисполкома. Последний сказал, что в самое ближайшее время просьба будет удовлетворена. И наш Комитет, как общественная организация, конечно, сыграет свою большую роль»[802]
.Как показала эта встреча, руководству СКВВ было нелегко заставить активистов сосредоточиться на международной пропаганде. Но не только ветераны-активисты, которых пригласили в штат «потемкинской» организации или которые явились на заседание без приглашения, неправильно трактовали ее задачи. Фронтовики со всего Советского Союза развернули кампанию по написанию писем в только что учрежденный орган. За первые месяцы своего существования СКВВ получил 3781 письмо, в 1958 году – 6700 писем, в 1959-м – 6300 писем и в 1960-м – 4000 писем[803]
. Вся эта бурная деятельность стимулировалась исключительной глубокой убежденностью ветеранов в том, что они заслужили особое отношение со стороны общества и государства, которые защищались ими на фронте; СКВВ представлялся им той долгожданной силой, которая теперь будет отстаивать их особые права, превращая их в реальные привилегии. Именно по этой причине ветераны стремились вступить в организацию или просили ее подключиться к борьбе за признание, которую они вели на местах[804].Всесоюзное давление, оказываемое на руководителей СКВВ, побуждало их занять позицию представителей и лоббистов, заботящихся о ветеранских интересах в рамках советской политической системы. Очень многие люди доверились им, обращаясь к ним за помощью: они были бы благодарны, если бы ожидаемое содействие материализовалось[805]
. Помимо внешнего натиска ветеранское начальство испытывало и внутренний нажим – со стороны комитетских активистов, без соучастия которых невозможно было поддерживать на плаву даже минималистскую версию «потемкинской» организации. Чтобы заниматься международной пропагандой, руководителям СКВВ пришлось позволить активистам выступать реальными представителями тех, кого они считали своей социальной базой. Взамен руководство рассчитывало на их преданность и на добросовестную работу во благо «дела мира». Этот компромисс вполне соответствовал новой хрущевской линии массового участия в политической системе. Однако движущая сила, заставлявшая СКВВ принять на себя лоббистские функции, не имела отношения к колебаниям политической линии.