Таким образом, к 1980-м годам ветераны превратились из весьма слабо интегрированного социального сообщества в сплоченную корпоративную группу внутри советского социума. Теперь у них были свои собственные организации, юридически закрепленные права и привилегии, образ спасителей отечества, пропагандируемый официальным культом войны, а также ежегодно отмечаемый «праздник ветеранов» – День Победы. Спустя десятилетия после завершения войны ветеранам продолжали вручать ордена и медали; практически никто не остался без награды, сияющей на груди[1002]
. Ни один публичный ритуал не обходился без участия бывших фронтовиков, увенчанных знаками геройства и доблести[1003]. Наконец, в 1988 году новообразованный Всесоюзный совет ветеранов войны и труда превратился в одну из «общественных организаций», делегирующих своих представителей на открывающийся Съезд народных депутатов СССР[1004]. Иначе говоря, ветераны стали официально признанной опорой советского общества.Институционализация способствовала восстановлению прежних фронтовых связей, на протяжении послевоенных десятилетий остававшихся «спящими». Начиная с 1960-х годов в ходе официальных ветеранских встреч начали вновь налаживаться контакты, потерянные в сумятице послевоенной жизни[1005]
. Большие мероприятия стимулировали межличностное общение. Так, фронтовые друзья Николай Бородулин и Владимир Дудченко после войны впервые встретились в 1977 году на открытии военного памятника. Однополчане решили увидеться снова, и в конце 1978 года Бородулин отправился погостить в деревню, где жил Дудченко[1006]. Желая возобновить утраченные фронтовые связи, ветераны обращались в средства массовой информации. Например, в октябре 1978 года фронтовичка по фамилии Новикова отправила в редакцию «Правды» фотографию, на которой, как следовало из сопроводительного текста, вместе с ней накануне демобилизации 1945 года были запечатлены ее фронтовые подруги – Александра Александрова и Антонина Тихоненко. С тех пор женщины не виделись, и Новикова через газету попросила подруг связаться с ней[1007]. Три недели спустя газета опубликовала восторженный отклик Александры Мартыновой, урожденной Александровой: «Теперь-то твердо верю: сбудется наша мечта, и мы, прошедшие вместе нелегкий фронтовой путь от Москвы до Берлина, [наконец] встретимся»[1008]. По мере того как на фоне утверждающегося культа войны и расширяющихся привилегий ветераны восстанавливали старые узы фронтового братства, общение между ними становилось все интенсивнее.Ветеранов еще больше сближала поколенческая динамика: с каждом годом их становилось все меньше, и к какому-то моменту среди живых остались лишь самые молодые фронтовики. К концу войны ветераны делились на три условных поколения, причем самой большой группой среди них были те, кто родился в 1905–1922 годах и успел повзрослеть еще до войны. От этой группы численно отставали две другие группы: фронтовое поколение, родившееся в 1923–1927 годах, и «дважды ветераны», родившиеся в 1890–1904 годах[1009]
. Со временем две старшие когорты сходили со сцены, а «сообщество заслуживающих» все больше начинало ассоциироваться непосредственно с фронтовым поколением. К 1979 году мужчины 75 лет и старше (которые, теоретически, могли быть «дважды ветеранами») составляли всего 1,7 % мужского населения. По контрасту, мужчины 50–54 лет, наиболее близкие по возрасту к фронтовому поколению, составляли 6 %[1010]. За два последующих десятилетия старейшая когорта военного времени исчезла почти полностью, в то время как среди остававшихся в живых участников Второй мировой войны возобладало фронтовое поколение[1011].Люди из этой когорты нередко вступали в конфликты с более молодыми советскими гражданами, у которых не было собственных непосредственных воспоминаний о войне. Представителей «последнего советского поколения»[1012]
иногда раздражал высокий символический статус ветеранов, а также материальные привилегии, которыми они пользовались в условиях дефицита. Советская молодежь испытывала определенную усталость от военного нарратива, озвучиваемого устами тех, кого молодые люди насмешливо называли «Вовами» (от акронима «ВОВ» – Великая Отечественная война)[1013]. Ветеранские льготы, теперь законодательно утвержденные государством, подвергались сомнению в повседневной жизни, особенно на тех площадках, которые были средоточием советской публичности – в магазинных очередях и общественном транспорте.