Из-за публичного поношения Зацарный был уволен с работы, а прокуратура возбудила против него уголовное дело. Мужчину обвиняли в «публичном оскорблении инвалида Великой Отечественной войны». Ко времени судебного разбирательства история, рассказанная «Известиями», заметно модифицировалась: теперь получалось так, будто инвалид-фронтовик якобы в самом начале предъявил аллергику свое удостоверение, но, несмотря на это, злоумышленник физически препятствовал его проходу в кабинет врача, оскорбляя при этом. Судья, которого такие расхождения не смутили, приговорил Зацарного к трем месяцам исправительных работ и сокращению зарплаты на 20 %. Возможно, подобному исходу дела способствовало то, что судья сам был ветераном войны. К концу 1970-х годов ветераны не только сблизились с государством, но и во многих случаях сделались его неразрывной частью[1022]
. Это слияние отчасти объясняет определенную враждебность, с которой ветераны столкнулись во время горбачевской «перестройки». В одном из случаев, имевшем место в самые последние годы существования Советского Союза, хулиганствующие подростки издевательски кричали ветерану, встреченному ими в городском парке: «Ты – победитель! Если бы ты не победил, мы бы сейчас пили баварское пиво»[1023].Таким образом, укреплению сплоченности ветеранов как «нового социума» в последнее десятилетие существования Советского Союза способствовали сразу несколько факторов: организация ветеранского движения и его интеграция в политическую систему; восстановление и упрочение уз «фронтового братства», постоянно повышавшийся символический и правовой статус; продолжавшаяся кристаллизация статусной группы в виде поколения, находящегося в конфликте с более молодыми когортами советских граждан. В этом столкновении поколений давление, которому подвергались ветераны, как правило, еще больше сплачивало их. Причем стороннюю неприязнь вполне можно считать закономерным явлением: ведь любые привилегии в ситуации, где товаров и услуг не хватает, естественно вызывают зависть окружающих. Но одновременно сохраняющийся перепад между символическим статусом ветеранов и его фактическим материальным наполнением – или, используя терминологию этой главы, между привилегиями и благами – оставался постоянным источником раздражения в их среде. Например, тот факт, что ветеран войны имеет право приобрести машину раньше других, вовсе не означал, что он ее действительно получит: ветеранов было слишком много, а машин слишком мало[1024]
. Причем автомобили, как и другие предметы роскоши, были далеко не единственными примерами расхождения между символическими привилегиями и реально доступными благами.Даже самые привилегированные граждане страдали от советской экономики дефицита. Посмотрим, к примеру, на домашние телефоны, которые были обещаны ветеранам законодательством 1978 года. С 1981 года три инвалида войны из Калинина – В. Жаров, П. Евстафьев и П. Штуко – боролись за установку телефонных аппаратов в своих квартирах. Им снова, снова и снова говорили, что долгожданное событие произойдет «в будущем году». В 1988 году, когда они втроем написали письмо редактору журнала «Ветеран», у них все еще не имелось телефонной связи[1025]
. Эти люди были не одиноки: в том же году около 800 000 ветеранов по всему Советскому Союзу ждали установки квартирных телефонов[1026]. Проблема ветеранской «телефонизации» превращалась в вечную: к XXI веку она все еще не была решена, хотя, что вполне понятно, стала уже не такой острой. В течение 2000 года более 36 000 инвалидов войны и более 15 000 ветеранов войны получили телефонные номера, а ветеранская организация оптимистично предполагала, что к концу 2002 года от этой проблемы удастся избавиться полностью[1027].