Читаем Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991 полностью

Таким образом, в интервале между завершением Второй мировой войны и распадом Советского Союза в истории советских ветеранов – как особой социальной группы и как составной части советского общества – прослеживается явная преемственность. Прежде всего притязания, которые выдвигали фронтовики – один из важнейших факторов, объединявший ветеранские массы независимо от поколенческих, политических, гендерных, социальных и этнических различий, – неизменно превышали реальные привилегии, предоставляемые государством. На протяжении всего указанного времени государство, не предлагая ветеранам вообще ничего или же предоставляя им очень скромный набор льгот, продолжало славить их как исключительных и выдающихся граждан, каких нет нигде в мире. Но воздать за ветеранские заслуги было крайне сложно – не в последнюю очередь из-за того, что те оказались удивительно пластичной сущностью. Во-первых, любая предоставленная привилегия немедленно вызывала недовольство в тех подгруппах ветеранов, которые ее не получали; во-вторых, каждая новая льгота тянула за собой целый ряд других, тоже становящихся предметом претензий. Другим элементом преемственности выступал постоянно сохранявшийся перепад между привилегиями, гарантируемыми на бумаге, и благами, предоставляемыми в жизни. Обусловленные этим практические аспекты получения реальных благ в условиях забюрократизированной экономики дефицита дополнительно раздували притязания «сообщества заслуживающих». Причем нарастанию запросов, мотивируемых былыми заслугами, способствовали самые разные факторы, от ветеранских разговоров во дворах или в очередях до неутомимого желания демонстрировать свою заслуженность и, следовательно, пригодность для государственной поддержки.

Наконец, свою роль в этих процессах играл и грандиозный государственный дискурс Великой Отечественной войны. Если Победа над гитлеровской Германией выступала главнейшим обоснованием притязаний советского государства на легитимность и международный авторитет, тогда почему те, кто сражался и победил, не превратились в самую привилегированную касту этого общества? Да, герметичность советской политической системы затрудняла публичное обсуждение издержек системы привилегий и ограниченности государственных финансов, но неимоверно травмирующий опыт, который физически и психологически пришлось пережить советским солдатам, требовал признания такого рода, которое просто невозможно было удовлетворить никакими символическими или материальными благами, предоставляемыми государством. Таким образом, настойчивость и требовательность ветеранов в отношении собственных прав и привилегий можно было, помимо всего прочего, считать выражением медленного заживления глубоких шрамов, оставленных войной на европейском Восточном фронте.

Послесловие

Ветеранские организации той или иной страны объединяли, как правило, лишь небольшую часть выживших фронтовиков. Например, в Германии после Второй мировой войны в ветеранских объединениях состояли только от 10 % до 35 % ветеранов[1037]. Причем такие низкие показатели были характерны не только для побежденных государств; в странах-победительницах наблюдалась похожая статистика. Так, в «Американском легионе» числилась лишь четверть из тех американцев, кто сражался на полях Первой мировой войны. Аналогичная тенденция наблюдалась и среди переживших другие войны. Как отмечала в 1946 году Американская историческая ассоциация, «ни одна ветеранская организация <…> никогда не объединяла большинство военнослужащих, участвовавших в какой-то конкретной войне»[1038]. Советский Союз в указанном отношении тоже не был исключением. Более того, доля бывших бойцов, связанных с Советским комитетом ветеранов войны (СКВВ), была здесь даже ниже, чем в других странах, поскольку формальное членство в ветеранских организациях при советском строе не практиковалось. Соответственно, функционеры организации составляли незначительное меньшинство ветеранов. Например, в 1985 году менее 7 % участников войны, проживавших в Ростове-на-Дону, состояли в различных ветеранских ассоциациях[1039]. Приравнивать это меньшинство к ветеранскому движению в целом было бы большой ошибкой. Как и в случаях со многими другими народными движениями, в рядах советских ветеранов можно было выделить несколько динамично связанных кругов, отличающихся разными степенями вовлеченности в структуру и прочности связей с нею. В частности, вокруг функционеров СКВВ и некоторых других организаций концентрировались активисты, которые, хотя и не состояли в комитете официально, в любой момент могли быть привлечены к работе на общее ветеранское благо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги