Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Подобно большинству мемуаристов, этот день Богачева запомнила навсегда. Утром она выиграла двухкилометровый кросс и вместе со своей командой занималась планированием соревнований на оставшуюся часть сезона. Когда девушка вернулась в общежитие, новость о немецком нападении уже прозвучала в радиоэфире; подруга встретила ее словами: «Ну что, Ира, воюем!» В тот же день Богачева записалась добровольцем на фронт. Она оставалась в армии до завершения войны, будучи медсестрой передовой группы дивизионного медсанбата[615], причем ей удалось не пострадать ни физически, ни ментально. В июле 1945 года с первой волной демобилизации ее отправили домой. После непродолжительного пребывания в полностью разрушенном Воронеже, где «негде было даже голову приклонить», она вернулась в «нелюбимый Донецк», в котором по-прежнему жила ее семья. Вскоре Богачева нашла там работу, несмотря на молодость и отсутствие квалификации[616].

Такой успех объяснялся просто: девушка была ветераном войны. Впервые этот неформальный статус «сработал», когда она в поисках трудоустройства явилась в Донецке в областное управление образования. Глава администрации встал, чтобы приветствовать фронтовичку («Я была в форме, с орденами», – пишет она в воспоминаниях). После короткого разговора Богачевой предложили стать директором ее прежней средней школы. Хотя у нее не было ни специальной подготовки, ни педагогического стажа, руководство решило, что практики войны вполне достаточно[617]. Позже выяснилось, что принимавшим решение мужчиной руководили и романтические мотивы, но девушке была смешна сама мысль о том, что она может связать судьбу с «тыловой крысой». Возникший на этой почве конфликт с начальством вкупе с ощущением неуверенности в своих силах вскоре вынудили Богачеву оставить директорский пост.

После неудачной попытки попасть в Высшую партийную школу (Богачева, как и многие другие, вступила в партию на фронте) она проработала два года учительницей. Постепенно, однако, в ней нарастало недовольство собственным положением: «Я хотела большего, [я хотела] движения вперед, творческого роста. Я думаю, что это чувство необходимости расти было не случайным. Оно было результатом опыта долгих лет войны с их необычайным напряжением духовной и физической силы, воли и ума». Еще она ненавидела донецкий климат и отсутствие в окрестностях лесов и ручьев. Ей явно нужно было переехать[618]. Отправившись в гости в Воронеж, она заглянула на кафедру физкультуры тамошнего университета, чтобы повидаться со старыми друзьями, – и немедленно получила приглашение, от которого невозможно было отказаться: ее позвали провести несколько недель в альпинистском лагере на Кавказе. Заведующий кафедрой также пообещал ей помочь с переездом в Воронеж, и на следующий день они вместе отправились на прием к ректору университета, тоже бывшему фронтовику. Тот предложил девушке стать аспиранткой – и она согласилась без колебаний: «Аспирантура открывала прекрасные перспективы роста, будущего»[619]. Разумеется, основой лестного предложения вновь стали заслуги военной поры; на самом же деле из-за прерванного университетского обучения, долгих лет на фронте и двухлетней учительской рутины ее академическая подготовка оставляла желать лучшего[620].

Вернувшись из альпинистского лагеря в Донецк, Богачева, чтобы подготовиться к поступлению в аспирантуру, начала посещать университетские лекции. Изъяны ее подготовки очень скоро стали очевидными, и поэтому она решила переключиться со сложной физики на гораздо менее трудный «диалектический материализм» (то есть догматический марксизм-ленинизм). В 1948 году вместе с другим фронтовиком она была зачислена в воронежскую аспирантуру. Новоиспеченные аспиранты вовсе не случайно оказались ветеранами: научный руководитель Богачевой тоже прошел фронт[621]. Защитив в 1952 году диссертацию, девушка начала преподавать на историко-философском и физико-математическом факультетах своего университета, причем довольно поверхностная подготовка вновь не стала препятствием: «Философская практика состояла лишь в том, что на третьем курсе аспирантуры я вела семинарские занятия в университете марксизма-ленинизма. Думаю, что в этих назначениях сказалась вера в меня и прежде всего то, что я была фронтовичка»[622].