Читаем Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991 полностью

Ирина Богачева представляла самую заметную, по всей видимости, группу ветеранов: это были молодые и успешные горожане, выдвинувшиеся в сфере высшего образования. В послевоенные годы эта группа не испытывала дефицита в репрезентациях. Ветераны, обучающиеся в высшей школе, стали главными героями «неискренней» (формулировка Веры Данэм) повести Юрия Трифонова «Студенты» (1950), которая была удостоена Сталинской премии, а сатирический журнал «Крокодил» почтительно посмеивался над тем, что юные ветераны берут академические высоты с тем же рвением, с каким раньше брали города[623]. Молодые фронтовики выделялись и на страницах вузовских газет: именно они чаще других становились отличниками, комсомольскими и партийными лидерами, «общественниками». В романах и воспоминаниях эпохи «оттепели» ветерану-студенту также отводилось важное место[624].

Подобная репрезентативность имела под собой основания. Высшее образование действительно было одной из немногих социальных сфер, где все советские фронтовики без исключений пользовались привилегиями, пусть даже довольно скромными по сравнению, скажем, со льготами для участников Второй мировой войны, предусмотренными американским Актом о военнослужащих (G. I. Bill)[625]. Им проще было получить стипендию, а также поступить на подготовительные курсы, в техникумы и вузы, они освобождались от платы за обучение на подготовительных курсах и в техникумах (но не вузах), имели право на восстановление в вузе после демобилизации и возможность воспользоваться своим прежним статусом отличника в процессе приема, что позволяло поступить без экзаменов. Те фронтовики, кто не успел в прежние годы стать отличниками, обязаны были сдавать экзамены, но если они их сдавали хотя бы как-нибудь, то зачислялись в студенты вне конкурса[626].

К упомянутым формальным преимуществам добавлялись и неформальные. В своих воспоминаниях ветераны часто рассказывают о том, что их зачисление в студенты основывалось на заслугах военного времени и подтверждающих их орденах и медалях, а не на академической подготовке, как правило, слабой. В мемуарах Владимира Кабо есть такой фрагмент: «Я вошел в кабинет [декана] исторического факультета Московского университета. <…> Он взглянул на мою планку орденских лент, придвинул к себе мое заявление и что-то написал в нем. Так я стал студентом Московского университета». В первые послевоенные годы подобная практика была распространена и на экзаменах. Кабо описывает следующую сцену: экзаменатор «вполуха выслушал мой ответ, <…> взглянул на медальные ленты у меня на груди и с интересом спросил, за что я их получил. Затем он взял мою зачетную книжку и написал в ней „Отлично“»[627].

В результате таких преференций в некоторых учреждениях, например, в знаменитом Литературном институте имени А. М. Горького в Москве, среди студентов преобладали ветераны[628]. Однако в большинстве университетов они составляли явное, пусть даже и влиятельное, меньшинство. Даже в годы массовой демобилизации на ветеранов приходились лишь 9 % (1945–1946) или 11 % (1946–1947) от всех студентов, принятых в вузы[629]. В зависимости от учебного заведения ветеранская доля в студенческом контингенте колебалась между 7 % и 23 %[630]. В 1947 году, по данным газеты «Известия», шестая часть (17 %) всех вузовских студентов была представлена бывшими военнослужащими[631].

В то время как ветераны составляли меньшинство среди студентов, студенты оставались меньшинством среди ветеранов: к началу 1947 года на них приходился лишь 1 % всех демобилизованных. Даже среди тех фронтовиков, кто вернулся в города (а они тоже были в меньшинстве, как мы убедимся ниже), только около 3 % стали студентами[632]. Количественные данные, которыми мы располагаем, не позволяют сделать окончательный вывод, но похоже, что основная часть студентов-ветеранов просто следовала траекториям своих довоенных жизней. Почти половина студентов, поступивших в высшие учебные заведения в период массовой демобилизации, приходилась на тех фронтовиков, кто в 1941 году прервал свое обучение, чтобы встать на защиту родины[633]. Другая половина, скорее всего, еще до войны планировала поступление в вузы, но попала в армию прямо со школьной скамьи. Ирина Богачева опять выступает здесь хорошим примером: она усердно училась до войны и вполне могла претендовать на аспирантуру, если бы исторические катаклизмы не прервали ее образовательную карьеру. В этом отношении не похоже, что война как-то изменила магистральный курс ее жизни; скорее, после возвращения из окопов ей просто нужно было крепко подумать о дальнейших планах, поскольку встать на довоенный путь после четырех лет на передовой было нелегко.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги