Читаем Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991 полностью

Но все-таки они это делали. В послевоенные годы колхозники, ставшие коммунистами на фронте, составляли значительное меньшинство как среди партийцев-новичков, так и среди студентов-ветеранов. Тем не менее для них война стала «важнейшей биографической вехой, новой точкой отсчета»[661]. Именно эту группу минувшие катаклизмы преобразили наиболее основательно, «сделав из неотесанных деревенских мужиков советских граждан»[662]. Как свидетельствует присущая им напористость в получении дипломов, они вовсе не собирались возвращаться в деревню: военные годы привили им вкус к социальной мобильности и восхождению наверх. Если они и отправлялись домой, то в основном лишь для того, чтобы занять руководящие должности; к 1948 году этим путем прошли более половины колхозных коммунистов[663].

Демобилизация совпала с серьезным кадровым обновлением колхозной верхушки. В 1946 году у 41 % председателей колхозов стаж работы в должности не превышал одного года. По словам Джерри Хафа, как правило, главными претендентами на руководящее место становились «мужчины, вернувшиеся с фронта». Мне не удалось найти сводные данные, касающиеся этого вопроса, ни по Советскому Союзу в целом, ни по какой-либо из союзных республик, однако вполне ясно одно: в ходе упомянутого обновления женщины лишались управленческих позиций, которые они занимали во время войны[664]. Здесь следует иметь в виду, что, пока мужчины были на фронте, 20 % председательских вакансий в колхозах замещались женщинами[665]. К началу 1950 года их доля упала ниже 5 %[666], а к 1952 году – до 2,4 %[667]. Таким образом, несмотря на то что к 1950 году сельское население было в основной массе женским, влияние и власть уже перешли в мужские руки[668]. На это обращали внимание и современники: «Почему почти всех женщин на руководящих должностях заменили мужчинами?» – вопрошал один из активных жителей Ростовской области в 1949 году[669].

Местные данные свидетельствуют о том, что по большей части эти мужчины были ветеранами. В Воронежской области уже к январю 1945 года 40 % председателей колхозов составляли фронтовики-инвалиды[670]. В Смоленской области вскоре после войны доля ветеранов в председательской среде составляла 72 %[671]. В Ростовской области к осени 1946-го кадры совхозных руководителей и специалистов на 51 % были укомплектованы бывшими бойцами[672]. В Чкаловской (ныне Оренбургской) области на февраль того же года 48 % председательских должностей в колхозах находились в руках фронтовиков[673], а в украинской деревне, позже подробно описанной перебежчиком Федором Беловым, к 1947 году «все руководящие посты … [перешли] в руки бывших фронтовых офицеров»[674]. Наконец, по Украине в целом в начале 1946-го половина всех кадров, выдвинутых на руководящие позиции, приходилась на демобилизованных коммунистов[675].

Многие ветераны, получившие после войны руководящие посты, просто вернулись на свои довоенные должности. Так, в Ростовской области в 1945–1946 годах «новые кадры» из числа демобилизованных часто оказывались старыми кадрами, работавшими в тех же организациях и раньше[676]. Один из райкомовских секретарей частично объяснял кадровую текучку среди председателей колхозов в 1945–1946 годах тем обстоятельством, что после демобилизации «старые опытные работники» забирали рычаги управления из рук менее опытных. В результате вакансии председателей колхозов оказались на 70 % укомплектованными «товарищами, проработавшими [на аналогичных должностях] от 4 до 15 лет»[677]. В Мурманской области в начале 1946 года 66 % трудоустроившихся демобилизованных работали в своих старых профессиях, а 34 % – в новых профессиях, освоенных во время армейской службы[678]. В Чувашской АССР 37 % бывших фронтовиков, трудившихся на руководящих должностях, занимали их и до войны, в то время как остальные были «выдвиженцами»[679]. Наконец, в Воронежской области в 1947 году только 35 % ветеранов-руководителей не занимали похожие должности раньше[680].

Данные по партийным секретарям также указывают на то, что два процесса – возвращение старых, опытных кадров и продвижение новых из числа защитников Родины – шли параллельно друг другу. Картина становится особенно ясной, если сконцентрировать внимание на стаже работы на ответственных партийных постах. Как видно из таблицы 6.2, абсолютное число секретарей всех уровней опытности заметно выросло в период демобилизации, что указывает как на возвращение довоенных кадров, так и на одновременное продвижение новых руководителей. Процесс обеспечивался общим увеличением количества первичных партячеек и связанным с ним двойным приростом партийных должностей с июля 1945-го по январь 1949 года. Приток новых кадров действительно был значительным. Спустя три года после начала массовой демобилизации лица, у которых стаж руководящей партийной работы не превышал трех лет, составляли 84 % общего числа председателей парткомов первичных организаций[681].

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги