Конечно, речь идет об универсальном принципе, сфера действия которого намного шире конструктивистского контекста. Обратимся для сравнения к другому характерному образцу модернистской эстетики, а именно к тексту Мартина Хайдеггера «Исток художественного творения»55
.В нем в характерной для немецкого философа суггестивной манере описывается «спор» Земли и Мира, конституирующий пространство искусства. В этом споре Земля аналогична «элементу», тогда как Мир сродни «конструкции». Но если Хайдеггер в качестве образцового примера такого спора берет «Башмаки» Ван Гога, а не произведение беспредметного искусства, то этот выбор продиктован самим смыслом хайдеггеровской терминологии – или, лучше сказать, хайдеггеровской образности, которая существенно отличается от конструктивистской. Показателен демонстративный отказ Хайдеггера от языка академической философии, претендующего на прозрачность, на преодоление побочных эффектов смысла, семантических шероховатостей, уводящих внимание в сторону от «магистральной» дороги мысли. Вместо этого он прибегает к терминам-метафорам, заимствованным из обыденного языка и одновременно захватывающим глубинные, мифологические пласты смысла: этимологические изыскания в духе археологии языка (как утверждают оппоненты, насквозь мистифицированной, извлекающей на свет божий сплошные подделки) – характерная особенность хайдеггеровского стиля. Можно утверждать, что ведущая роль в споре Земли и Мира, как понимает этот спор Хайдеггер, принадлежит Земле. Значение противоположной стороны сводится в основном к тому, чтобы проявить силы Земли, выявить их в художественной конструкции, которая затем должна быть возвращена, поставлена обратно на Землю. Одним словом, роль конструкции – т. е. роль Разума, рефлексии, социально-исторического измерения человеческого бытия – во многом вспомогательная. Она в буквальном смысле слова помогает Земле стать Землей, сама оставаясь прозрачной.
В конструктивизме Земля (элемент) рассматривается с инструментальной точки зрения – как материал для конструкции. В картинах Сезанна, стоящего, по мнению Арватова, в начале той линии, которая ведет к конструктивизму и которая противостоит линии «Ван Гог – экспрессионизм – Малевич», конструктивисты видят не силы Земли и ее слепого становления, которое становится видимым и ощутимым, а прежде всего поле эксплицитной организации живописных элементов, обнаруживающее сами методы работы художника. Если Хайдеггер заботится о том, чтобы конструкция не «оторвалась» от Земли, то для конструктивистов сам факт Спора, само напряжение «элемент – конструкция», указывает на разрыв, на дистанцию, конституирующее человеческое бытие и поле человеческой деятельности. Смысл этой деятельности, как точно заметил Николай Чужак, «в преодолении сопротивления материи». Конечно, для Хайдеггера человеческое бытие, экзистенция – это тоже разрыв в ткани бытия, то самое ничто, благодаря которому бытие становится бытием. В этом разрыве кроется величайшая опасность нигилизма. Поэтому позитивный смысл истории заключается в реконструкции единства, в вечном возвращении на Землю издалека. Однако окончательное и полное возвращение невозможно: можно возвращаться, но нельзя вернуться. Это напоминает беньяминовское понятие ауры, которая, как известно, есть «уникальное ощущение дали, как близок при этом предмет ни был»56
. Если бы Хайдеггер комментировал Беньямина, он мог бы сказать примерно следующее: мы вечно приближается к вещам, но те как бы отступают вдаль – потому что мы сами являемся носителями этой дали, этой дистанции. Поэтому подлинный источник утраты ауры, о которой пишет Беньямин, следует искать не в вещах, а в человеке, эти вещи воспринимающем.Конструктивистская поэтика формируется как раз на базе «утраты ауры» – и предпочтение репродукционных технологий говорит само за себя. Репродукция, как пишет Беньямин, разрушает ауру, приближая к нам вещи. Другими словами, мы получаем возможность взять вещи с собой в будущее, вместо того чтобы вечно возвращаться к ним в прошлое. Оторвать Землю от Земли – вот идеал конструктивистов. Отсюда и разница в терминологии: Земля превращается в исчислимый «элемент», рабочую единицу для построения конструкции. Таким образом, элемент предполагает первичную обработку, которая, в свою очередь, означает вычитание, упрощение, редукцию. Именно такой метод работы ложится в основу конструктивистского фотомонтажа. Суть последнего заключается именно в символическом приближении знака путем его изъятия из его «родного» окружения, в редукции изначальной пространственно-временной целостности и непрерывности и в интеграции знака в новый, сознательно и целенаправленно сконструированный контекст.