Совиная башня

Ежи не успел даже вскинуть меч, ослабевшие руки его не послушались. Он рухнул на землю, едва увернулся от удара. Ноги тряслись от напряжения.

Длугош опустил свой меч, поглядел на Ежи с презрением и жалостью.

– Да ты совсем плох, – заключил он.

– Это от усталости, – вздохнул Ежи. – Я не могу так больше, хоть режь.

– Это я всегда с удовольствием, – Длугош не улыбался, трудно было припомнить, видел ли Ежи когда-нибудь его улыбку. – Иди, – сдался он. – Калек в Совине и без того хватает, обойдёмся без тебя.

Обычно Длугош не давал Ежи поблажек, не отпускал раньше вечера и не жалел никогда.

«Верно, совсем у меня жалкий вид».

Страж бережно обтёр клинок и убрал в ножны. На Ежи он больше даже не смотрел.

– Думаешь, я не научусь драться? – спросил с отчаянием юноша.

– Думаю, нет. Поздно взялся за учёбу, такому с юных лет учат. Тут другой подход нужен. Я поговорю с Гжегожем.

Ежи сомневался, что главу Тихой стражи учили сражаться на мечах с детства. О нём мало что было известно, но вряд ли Гжегож вышел из знати. Он походил на человека с улицы, оружие таких – палица да нож, откуда мог появиться у него учитель из благородных? Это сынков богатых людей обучают держать меч да сидеть в седле с ранних лет, у простого народа все навыки и умения приходят из опыта, а у Ежи и того было ничтожно мало. За всю жизнь ему только пару раз пришлось драться, когда Милош враждовал с мальчишками из богатых семей. Ежи оба раза страшно побили, в первый раз ему сломали нос, во второй – палец на руке, и Милошу с Ежи пришлось поклясться Горице, что отныне ни один из них не будет драться, да и Стжежимир сначала срастил Ежи кости, а потом велел отхлестать его крапивой. Урока Ежи хватило на всю жизнь, а Милош после не раз и не два возвращался домой с синяками да ссадинами. Не умел он извлекать уроки из ошибок.

Голова гудела, на подбородок стекала кровь. Ежи шатало, ноги заплетались, и он остановился у входа в восточное крыло, чтобы отдышаться. Как добраться до своей кровати, как взобраться по бесконечным лестницам замка? В глазах чернело.

Ежи вытер ладонью кровь с лица и зачерпнул горсть снега из каменной вазы, чтобы приложить к ссадине, как вдруг нащупал кончиками пальцев что-то помимо снега. Рука скользнула глубже. Сердце пропустило удар, дыхание перехватило.

Вместе с окровавленным снегом на ладони оказался ржавый сломанный ключ. Ежи замер, уставившись на него и не веря собственным глазам. Пару долгих мгновений он осмысливал значение находки и проникался всей её важностью.

Ежи сжал кулак, огляделся воровато по сторонам и поспешил в замок. Исчезла без следа усталость, он летел как на крыльях вверх по ступеням.

Нелегко оказалось уговорить самого себя не спешить, обождать. Как мог он ждать?! Белая Лебёдушка нуждалась в нём. Как давно Щенсна оставила ключ? Сегодня? Вчера? Ежи попытался вспомнить, когда проверял вазу в последний раз, но всё в голове перемешалось, а глупое сердце пело, радовалось неизвестно чему.

Короткий зимний день вдруг оказался немыслимо долгим. Солнце повисло над землёй, не двигаясь с места, словно прибитое. Ежи едва дождался наступления сумерек и, пока не вернулись его соседи, выскользнул из спальни.

Он успел хорошо изучить переходы замка, запомнить повороты и лестницы и теперь быстро добрался до владений князя Рогволода Белозерского. Стражник на входе узнал его, пропустил без лишних вопросов.

Перед дверью в покои Венцеславы Ежи задержался, отряхнул одежду, зачесал пальцами волосы назад. С удивлением он заметил, что руки его дрожали.

– Проходи, – Щенсна отворила почти сразу, словно ждала его всё время. – Скорее.

Ежи прошёл за дверь, служанка тут же закрыла за ним и повесила засов.

В углу у двери на тюфяке сидел мужчина, рядом с ним лежал меч. Ежи остановился, не решаясь идти дальше.

– А ты думал? – улыбнулась Щенсна невесело. – Вороны только и ждут, чтобы мою Лебёдушку заклевать. Охрана нужна. Пойдём, пойдём.

Ежи сначала хотелось спросить, о тех ли Воронах, что служили Морене, говорила старушка, но рассудил, что другие хищники беспокоили Венцеславу, и одним из них, верно, был глава Тихой стражи.

Щенсна провела гостя в светлую натопленную комнату, где Ежи принимали в прошлый раз. Окно оказалось приоткрыто, дул морозный воздух, и Венцеслава выглядывала наружу, когда они зашли.

– Лебёдушка моя, что ж ты творишь? – всполошилась Щенсна и кинулась к госпоже, силой оттащила её от окна и захлопнула поскорее ставни. – Застудишься же: себя и ребёночка погубишь!

– Мне нечем дышать, – вздохнула устало Венцеслава и заметила наконец Ежи. – Мой милый друг, ты здесь, – её грустное лицо осветила улыбка.

Она отошла от окна, пока Щенсна плотно затягивала тяжёлые шторы лазурного цвета.

– Садись рядом со мной, не здесь, подальше от огня, – пригласила Венцеслава и опустилась на низкую, обитую тканью лавочку в дальнем углу. С её места можно было смотреть на камин и большой гобелен, на котором был вышит пышный сад где-то на Благословенных островах.