Еще один вид добровольности заключался в том, что все студенты состояли в добровольных обществах. Общества были самые разные (помню ДСО, ДОСААФ, Красный крест), никто в них не состоял, а членство заключалось в уплате членских взносов. Взносы были копеечные, и, не вступая в конфликт с комсомолом и профсоюзом, которые должны были обеспечить заданное число членов общества, все их платили. Иногда, попортив нервы сборщикам этих «налогов». Когда в коллективе было людей меньше, чем спущенная квота на сумму сбора, то общую сумму делили на весь коллектив. Так мы помогали низшим чиновникам обманывать высших чиновников, перед которыми они отчитывались, что нас они воспитывают и организуют.
Сборщиков этого «налога» назначало комсомольское или профсоюзное бюро, в зависимости от принадлежности «общества».
В обычной группе, сборщица взносов «Красного креста» стала собирать взносы. Все добродушно ругаются и, понимая неотвратимость акции, деньги отдают, а один вдруг возмутился: «Да что это за дурость, не хочу я состоять в этом обществе. Общество-то добровольное. Отцепись, не буду платить»
Деньги хоть и маленькие, но это деньги, особенно если каждая копейка на счету. У меня сохранился билет «Красного креста» – два рубля за год платили, а это 1% от месячной стипендии первокурсника, т. е. 0,083% за год. Слово за слово и она сказала ему такие обидные слова, что он дал ей пощечину.
Амфитеатр физической аудитории, разделенный на три сектора проходами, был заполнен полностью. Внизу за кафедрой президиум собрания. Начались выступления.
Она оскорбила человека, назвав его жмотом.
Он поступил подло, ударив девушку.
Она добросовестно выполняла комсомольское поручение.
Он мужественно заявил, что не хочет лицемерить.
Мужество…. Ударил женщину?
Злой язык страшнее пистолета.
Аргументы охватывали весь спектр мнений, суждений и, соответственно, предлагаемых решений: от обоих выгнать из комсомола, до предложения прилюдно помириться.
По мере накала страстей, мнения консолидировались, горячность выступлений нарастала, и зал разделился на три «фракции».
Один крайний сектор, поддавшись красноречию своих выступающих, стал на позицию: его выгнать, ей выговор.
Центральный сектор, то ли случайно, то ли играя в парламентаризм, а скорее, находясь между двумя крайними позициями, старался выйти на компромисс и предлагал и ей и ему вынести по выговору.
Другой крайний сектор стоял на позиции: ее выгнать, а ему вынести выговор.
Гвалт стоял уже несколько часов. Все желающие не могли выступить, и сектор хором кричал: «Дайте слово такому-то!» Т. е., когда фракции сформировались, то очередной оратор уже от имени всего сектора выступал, а не от себя лично.
Мы все были нечестны, отдавая взносы, а он, можно сказать, выступил борцом с принципиальных позиций, но при этом совершил подлость, ударив по щеке девушку.
И мы это горячо обсуждали.
Я не помню, чем кончилось собрание, которое продолжалось за полночь, я помню только нашу горячность и искренность – уж не важно, ошибочных или правильных суждений.
Другой характерный взгляд на мораль вообще, и на метаморфозы морали до, и после перестройки порождены у меня в связи с занятиями боксом.
Бросив гимнастическую секцию, но продолжая по утрам делать зарядку, я не оставил намерения заниматься спортом и весной стал ходить в городскую спортивную школу в секцию бокса. Разумеется, бесплатно, не считая копеечных взносов члена ДСО «Спартак».
Я никогда не дрался (в Сибири с Васькой раз подрался и был страшно удивлен, что он царапался – это же не благородно). Теперь я хотел быть способным себя защитить.
После занятий в этой секции, я провозглашал, что надо всех мальчишек пропустить через секцию бокса, и тогда юноши не будут драться, потому что они будут чувствовать такую силу своего удара, что будут считать неудобным, стыдным такой удар обрушить на Человека. Так думал я…. Прошло 50 лет, и я понял, что для большинства сознание своей силы является не сдерживающим моментом своей агрессии, а наоборот провоцирующим желание ощутить эту силу; и меры проявления звериной силы нет – и царапаются, и ногами бьют, и калечат.
Бурный первый год обучения подходил к концу.