«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года

Были у меня и лакомства. Мы, детвора, деньги, которые нам давали родители на завтрак, притормаживали и, когда набирался рубль – покупали пирожное. Летом по дороге в школу мы иногда покупали ломоть арбуза – в Ленинграде торговали, не только целыми арбузами, но и ломтями. Когда мне случалось перекусить в городе, я покупал или пирожки с капустой или большой, как французская булочка пирожок с мясом и стакан газированной воды с сиропом.

Раза два приглашал к себе в гости сослуживцев (помнится троих) дядя Вячик. Возможно, это был день его рождения. Бабушка гостям готовила молодую отварную картошку, политую сверху салом со шкварками и сметаной, и подавала её с холодничком. Водки на столе было, наверное, не больше бутылки, точно я не знаю, но пьяных не было никогда. За столом были только гости и дядя Вячик. Помнится, как-то и дедушка с ними немножко посидел.

Да и вообще, на нашем дворе, как я помню, только один из жильцов бывал, и не редко, пьяным. В доме управляющего он на первом этаже занимал квартиру с верандой, из окна которой часто выставлялся настоящий приемник.

Кто он был по происхождению, я не знаю, но это для поведения имело большое значение. Ведь после коллективизации, в одночасье изменившей судьбу миллионов, прошло меньше 10-ти лет. Работал он в рыболовецкой артели и, как и все, по возможности старался что-либо ценное стащить. Я помню, как он из рукава ватника доставал угря. Угорь, похожий на полуметровую змею, был живой – они долго без воды выживают. Так что деньги у этого рыбака водились. Конечно, эта дорогая рыба было не для жителей нашего двора.

Этот рыбак, когда напьется допьяна, бродит по двору и ораторствует, что когда начнется война, он сядет на хвост бомбовоза и будет на большевиков бомбы бросать. Играющие в домино или карты мужчины с ним в дискуссию не вступали. Потом он куда-то исчез. Вроде бы умер, а, может, это его чахоточная жена, которую он часто бил, умерла. Кто-то в этой квартире продолжал жить, и из их приемника мы услышали речь Молотова о начале войны. Больше ничего не помню. Наверное, взрослые об этом говорили, но я не слышал и не слушал. Были для меня более впечатляющие события.

С гостями дяди Вячика у меня связана память о том впечатлении, которое на меня произвела смерть одного из его гостей, память о том, что именно после этой смерти, я внутренне осознал реальность неотвратимости.

Одному из гостей дяди Вячика удалили зуб, а через 6 дней он скончался из-за потери крови. Вот это меня потрясло. Только что он был у нас в гостях – живой здоровый человек, без всякого намёка на возможность смерти, и вдруг он уже мёртв. Не убили его, не болел он и не под поезд он попал, а удалили у него зуб, и он неотвратимо шесть дней шел к смерти.

Ни каких других дней рождения я не помню, а уж о нас детворе и говорить нечего, однако, один раз был я у кого-то на дне рождения в одноквартирном доме на Лахтинском проспекте. Помню, что мы там во что-то играли, как играли и во что играли – не помню, т. е. это были обычные детские игры. Но что мне запомнилось, так это то, что нас угостили лимонадом. О… это совсем не одно и то же, что газированная вода. Лимонад показался мне божественным напитком и долго в своей жизни я удивлялся тому, что на праздники «дураки» взрослые пьют водку и вино в то время, как самое большое удовольствие можно получить, если будешь угощаться лимонадом.

Финская война

Я помню начало войны с финнами, которая в наши игры летом 40-го года внесла большое разнообразие.

В 1939 году, в газетах стали появляться сообщения о провокациях финнов на нашей границе, о винтовочных выстрелах со стороны финнов. Мы требовали отодвинуть границу от Ленинграда. Мы предлагали в обмен за Карельский перешеек отдать часть территории за Ладожским озером. Наши требования были явно невыполнимыми. Во-первых, финны знали, что наши слова не имеют ни какого отношения к нашим намерениям, впрочем, как и у всех. Во-вторых, Карельский перешеек финны перекрыли железобетонными укреплениями линии Маннергейма, и уходить из крепости, полагаясь только на наше честное слово, было бы безумием.

Зимой, через Лахту пошли войска в Финляндию – началась война. К нам в комнату определили на ночь «на постой» 7 красноармейцев. Красноармейцы улеглись на полу, переспали и утром отправились дальше. А войска всё шли и шли. Две железнодорожные ветки – Парголовская и Приморская с подвозом войск не справлялись.

Прошли через Лахту и «Красные финны». Нам мальчишкам было интересно поглазеть на «не нашу» форму. Не помню, были ли на них погоны, но очевидно были, раз мы обратили внимание, что форма не наша.

Отправляя пешком по булыжной дороге вдоль железнодорожного полотна свою армию на войну, наши правители надеялись придать ей вид революционной войны финского народа. Официально вроде бы и войны не было, а был конфликт, который разрешался силами Ленинградского военного округа. На самом деле воевала вся страна.