Читаем Современная литература Великобритании и контакты культур полностью

Транскрипция и транслитерация являются способами передачи личных имен в иноязычном тексте, при которых, как правило, не получают отражения прагматический элемент, социальный статус имени, его эмотивная составляющая (русские суффиксальные образования передаются в английском с большими потерями), ассоциативный фон, языковая игра, каламбуры, аллюзии и многое другое. Особую актуальность представляет эта проблема при переводе художественных текстов, где имена включаются в систему контекстуальных и интертекстуальных связей, становятся неотъемлемым элементом произведения. Приведем в качестве примера роман современного автора Б. Акунина «Коронация» 2000 г. (место действия – Россия, конец XIX в., повествователь – дворецкий одного из великих князей Афанасий Степанович Зюкин). Вот как он рассуждает об именах:

Из хорошей дворцовой семьи, да оно и по имени‐отчеству видно – Дормидонт Кузьмич. Все наши, из природных служителей, получают при крещении самые простые, старинные имена, чтоб в мире был свой порядок и всякое человеческое существо имело прозвание по своему назначению (добавим, что в романе в качестве «служителей» фигурируют также Прокоп Свиридович, Фома Аникеевич, Лука Емельянович.– О . С.) А что это за лакей или официант, если его зовут каким‐нибудь Всеволодом Аполлоновичем или Евгением Викторовичем? Один смех да путаница [Акунин, с. 73].

Кроме того, герой в тексте романа назван Афанасий (на «ты» и на «вы»), Афанасий Степанович, «наш верный гоф‐курьер Афанасий Зюкин», «Афоня, лакейская душа», «Афон! Афон!» (обращение четырехлетнего ребенка), «Атанас» (обращение француженки, говорящей по‐русски), «истинный самурай, Фома‐сенсей» (японец, говорящий по‐русски), а также mister Zyukin и monseniour Zyukin. Налицо сложная система личных и социальных отношений, обыгрывание комического звучания фамилии в разных вариантах, что, очевидно, не может быть передано на иностранный язык традиционным способом. Само имя героя Афанасий относится к тому ряду имен, о которых A. C. Пушкин писал в комментариях к «Евгению Онегину»: «Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы, например, Агафон, Филарет, Федора, Фекла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами» [Пушкин, т. 5, с. 194]. Афанасий в переводе с греческого – «бессмертный». Пушкинское примечание об именах имеет, кроме литературного, и собственно лингвистический смысл: противопоставление «своего» и «чужого» в языке относительно и неоднозначно. Согласимся с утверждением А. Вежбицкой, что «личные имена что‐то значат – и не только с этимологической, но и с синхронной точки зрения. Они несут важные прагматические значения, в которых отражен характер человеческих взаимоотношений» [Вержбицка, с. 192].

Третий способ передачи чужих имен в тексте – собственно перевод. Насколько корректно ставить вопрос о переводе применительно к личным именам?

В классических трудах по теории перевода (Я. Рецкер, JI. Бархударов, В. Комиссаров) имена собственные характеризуются «непереводимостью», они относятся к безэквивалентной лексике, их связь с национальной традицией роднит их с реалиями, поэтому потеря семантики и/или символического звучания в языке перевода, которая неизбежна и при транскрипции, и при транслитерации, рассматривается как «меньшее из двух зол по сравнению с переводом или подстановкой», и «нельзя вменять в вину переводчику, если он не отразит их символичность… выйти из этого положения без потерь почти невозможно» [Влахов, Флорин, с. 223]. Смиряясь со смысловыми и эстетическими потерями, классическая теория перевода весьма неодобрительно относится к собственно переводу и замене имен: «Имя собственное, как правило, при переводе заимствуется, транскрибируется, но как исключение может подвергаться и переводу; иногда оно терпит и большие на себе посягательства» [Там же, с. 208].

Отечественные переводчики классической английской литературы много лет работали, следуя установке на непереводимость личных имен. Романы Ч. Диккенса, В. Теккерея, У. Коллинза, сестер Бронте и других прозаиков XIX в., которые в большинстве своем ярко и часто используют ресурсы антропонимов, переведены на русский язык со значительными потерями. Приведем в качестве примера отрывок из романа Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда» в переводе А. Кривцовой и Е. Ланна:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука