Читаем Современная литература Великобритании и контакты культур полностью

Китай, однако, остается в памяти и сознании Винни не маленьким изолированным островом – е е мировоззрение, вера, вкусы, привычки сохраняются и зачастую входят в противоречие с окружающим ее миром, чаще всего – с мировоззрением и привычками ее дочери Перл, родившейся в Америке и сформировавшейся под влиянием американских представлений о жизни.

Противостояние западных и восточных ценностей выразительно заявлено в начале романа, когда Винни описывает вкусы матери, жены богатого шанхайского промышленника:

У матери было много любимых вещей из разных стран. Конечно, она любила английское печенье, их мягкую мебель, итальянские автомобили, французские туфли и перчатки, русский суп и грустные песни, американский рэгтайм и гамильтоновские часы. Фрукты могли быть хоть откуда. А все остальное должно было быть китайским, «иначе в нем не было смысла» (p. 106).

Зачастую в восприятии героев романа западные и восточные ценности трансформируются, изменяются соотношение и значение их формы и содержания, как в следующем эпизоде из романа: богатый европеец, клиент отца, подарил матери Винни дорогие французские духи в красивом голубом флаконе. Мать, а за ней и дочь решили, что духи пахнут мочой, и вылили их, но флакон стал семейной реликвией, с которой Винни простилась, подарив, как ценный подарок, лишь накануне отъезда в США. Контакт культур сопровождается сменой ценностной парадигмы, и вся жизнь Винни становится примером того, что перевод возможен лишь за счет бесконечного числа потерь, компромиссов и смены нравственных ориентиров. Как формулирует сама героиня романа:

Возможно, ты смотришь на вещи по‐американски, а я смотрю на них по‐китайски. Ты говоришь: «Посмотри на чудесную рыбку в сосуде». А я говорю: «Посмотри на чудесный сосуд, в котором плавает рыбка». И не имеет значения, какими мы пользуемся словами. Это та же рыбка и тот же сосуд (p. 435).

Осознавая свою гибридную идентичность, свою принадлежность к двум культурным традициям, каждая из которых трансформируется в ее сознании, Эми Тан делает эти черты главной особенностью своей прозы, пытаясь ответить на вопросы о возможностях перевода одной культуры в другую и их сосуществования в современном мире.

2005

Тлостанова М. Проблема мультикультурализма и литература США конца ХХ века. М. : ИМЛИ РАН ; Наследие, 2000. 400 с.

Concise Oxford Companion to African‐American Literature / ed. by W. Andrews, F. S. Foster, T. Harris. Oxford : OUP, 2001. 488 р.

Ho W. Swan Feather Mothers and Coca‐Cola Daughters : Teaching Amy Tan’s The Joy Luck Club // Teaching American Ethnic Literatures : Nineteen Essays / ed. by J. Maitino and D. Peck. Albuquerque : Univ. of N. Mexico Press, 1996. P. 327–345.

Skinner J. The Stepmother Tongue (an Introduction to New Anglophone Fiction). NY : St. Martin’s, 1998. 357 р.

Tan A. The Kitchen’s God’s Wife. NY : Putnam, 1991.

Tan A. The Opposite of Fate (memories of a writing life). L. : Penguin Books, 2003.

Tan A. URL: http//galenet.galegroup.com/servlet/LitR?vrsn // The University of Libraries :[website]. (mode of access: 24.10.2004).

§ 29. Культурная гибридизация в творчестве В. Сета

Постколониальные литературные произведения стали неотъемлемой частью литературного процесса в последние десятилетия ХХ в. «Взятый буквально, термин “постколониальная литература”, очевидно, означает литературу, созданную людьми из стран, которые ранее были колониями других народов» [Brians]. Х. Бхаба предложил термин «гибридность» для обозначения существенного свойства произведений постколониальной культуры – их принадлежности к двум культурам одновременно. Зачастую писатели – жители бывших колоний создают свои произведения на языке бывших колонизаторов, который стал им родным, то есть выходят за рамки родной культуры, становясь носителями нескольких культурных традиций.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука