Читаем Современная литература Великобритании и контакты культур полностью

Когда я пишу, я начинаю с простого вопроса: «Как все происходит?» Раньше мои мысли по этому поводу оказывали влияние на то, чего я могла ожидать. Но в моей семье существовало два столпа веры: христианская вера моего отца и китайская вера в судьбу моей матери. Представьте себе эти две идеологии как ворота футбольного поля: религия – с одной стороны, судьба – с другой, а мы бегаем между ними, пытаясь отразить любую опасную подачу [Tan, 2003, p. 11].

Автор предлагает не только метафору собственной жизни, но и физического и психологического существования, большого количества реальных людей, эмигрантов и представителей диаспоры, но одновременно героев литературных произведений писателей с гибридной идентичностью.

Обратимся к анализу одного из аспектов творчества Эми Тан – проблеме перевода, которая является принципиальной для ее прозы, выступая одновременно в качестве онтологической проблемы и эстетической сюжетообразующей структуры. Перевод в данном случае понимается не только в узколингвистическом смысле, но расширительно, как перевод культурных, исторических, психологических компонентов в иную семиосферу, в новый пространственно‐временной и культурный континуум.

В качестве материала для анализа используется текст романа «Жена кухонного бога», который, как было упомянуто, представляет собой повествование от первого лица двух героинь: Перл, американки китайского происхождения, и ее матери Винни, приехавшей в США в 30‐летнем возрасте. Винни рассказывает дочери о своей жизни в Китае, и этот рассказ помогает Перл лучше понять не только мать, но и себя, придает ей мужество в решении неразрешимых, казалось бы, проблем. Существование Перл – у спешной женщины, хорошего врача, жены и матери – оказывается, таким образом, связанным и зависимым от незнакомой ей жизни в далекой стране. Образ Винни становится центральным не только в жизни ее дочери, но и в художественном мире всего произведения27.

Винни вспоминает о жизни в Китае, но ее рассказ обращен к Перл, которая плохо знает китайский язык и не представляет себе жизни Китая в 1920–1940‐е гг. Следует отметить, что многие эпизоды и детали рассказа Винни представляют собой реальные эпизоды и детали жизни матери Э. Тан в Китае и реальную историю знакомства ее родителей, как они описаны в автобиографии писательницы. В романе, однако, героиня рассказывает о своей жизни, и именно жанр устного рассказа определяет многие особенности ее повествования, как формальные, так и содержательные.

С формальной точки зрения читатель постоянно осознает присутствие адресата – Перл: монолог Винни – это монолог обращенный (monologue, not soliloquy). Кроме того, стремясь создать иллюзию спонтанного рассказа, автор позволяет героине делать паузы, мысленно (и мгновенно) переходить из одного временного пласта в другой и т. д. Приведем лишь некоторые примеры, иллюстрирующие данные положения:

Я никогда не говорила тебе о своей матери? Что она меня бросила? Ах, это потому, что я никогда не хотела верить в это. Может быть, поэтому я тебе и не рассказывала [Tan, 1991, p. 102]28.


Видишь, у меня не было матери, которая сказала бы мне, за кого можно выходить замуж, за кого нельзя. Не то что у тебя. Хотя иногда даже мать не может помочь дочери, несмотря ни на что. Помнишь того мальчика, без которого, как тебе казалось, ты жить не можешь? <…> Я и не собиралась говорить: «Я тебя предупреждала». Ничего подобного. Мое сердце тоже разрывалось из‐за тебя (p. 132–133).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука