Современная нидерландская новелла

— Дураки, подлые еретики! — кричал он издали в ответ на наше насмешливое улюлюканье.

Сказать по правде, он не мог быть членом Молодежного союза, этого детища реформатской церкви, но все-таки стал им. Руководитель группы, устав смотреть, как он болтается возле школы во время сборов, велел нам привести его.

Он сразу же стал членом нашей группы.

— А твоя бабушка согласится? — спросил руководитель.

— Почему бы нет? — нехотя ответил Кобель и с той поры довольно регулярно появлялся на наших сборах и даже вовремя платил взносы. Похоже, в глубине души он гордился тем, что вступил в наш союз. Может быть, он втайне на это и надеялся, когда во время сборов слонялся вокруг школы, громко выкрикивая наши имена и всеми способами стараясь привлечь к себе внимание. На первом сборе, на котором присутствовал Кобель, руководитель группы учил нас десне, своего рода негритянскому кличу:

Ова-ова-овава!

Чинг-чанг-траливалн! Бумба-ке!

Окна класса были открыты. Песня звучала просто здорово, мы орали что есть силы, выстукивая ногами ритм. И Кобель, всегда насмехавшийся над нашими занятиями, играми, песнями, историями, которые рассказывал наш руководитель, отчаянно вопил вместе со всеми.

Потом, когда руководитель начал рассказывать приключенческую историю про убийство и кражу драгоценностей, мы притихли и замерли.

Рябой слушал с широко раскрытыми глазами. Морда от волнения грыз ногти, а я, когда рассказ кончился, гаркнул «бумба-ке!».

Все дружно подхватили мой клич. Во время молитвы мы толкались локтями, а потом сломя голову помчались из школы по домам, разбегаясь по площади, обсаженной каштанами, сочная зелень которых казалась совсем черной.

В наших отношениях еще сохранялось некоторое равновесие, но оно грозило вскоре рассыпаться в прах. Угроза таилась в теплых летних вечерах, вызывала зуд в наших маленьких неутомимых телах и делала небезопасными наши вероломные игры, которые неустанно требовали и искали жертву.

Мы с Рябым возвращались домой, и он сказал задумчиво:

— Нужно, как в Библии, как в битвах с филистимлянами. Когда нам будет угрожать опасность, мы принесем жертву. Дым поднимется до самого неба, где живет бог. И тогда он сделает нас непобедимыми.

Я пнул жестяную банку, отскочил в сторону и приготовился отразить ответный удар. Рябой с силой наподдал банку и попал мне в ногу пониже колона. Вопя и гоня банку перед собой, мы двинулись дальше.

Жертва? — думал я.

Вот уже несколько дней, как мы, двенадцать мальчишек, расположились лагерем в старых американских палатках, разбитых прямо за дюнами на огороженном участке луга, который принадлежал пришедшей в полный упадок ферме. Кроме наших палаток, было еще несколько, а около проема в насыпи — через него можно было с территории кемпинга попасть на узкую асфальтированную дорогу, проходившую по внутренней стороне цепочки дюн и осененную ветвями пышных зарослей, — стоял светло-зеленый автофургон.

По настоянию руководителя группы мы поставили свои палатки в самом конце кемпинга. Они были больше размером и казались очень уж неприглядными по сравнению с другими палатками: оранжевыми, зеленовато-голубыми и синими, — которые мы втайне считали красивее.

Трава в кемпинге была вытоптана множеством ног и выглядела увядшей. За высокими, поросшими буйной растительностью дюнами день и ночь неумолчно шумело море. Однообразный, навевающий сон звук.

Днем мы заглушали его, с воплями взбегая по дорожке, ведущей мимо фермы через дюны. На море падали отвесные лучи палящего солнца, и, если долго смотреть на волны, глазам становилось больно. Казалось, будто море, волна за волной, отталкивается от песчаного берега, старается убежать от него подальше. А песок лежал недвижно, впитывая в себя солнечный жар.

Ночью над самыми вершинами дюн повисали звезды. Слышался прилив, звук могучего движения воды в гулком пространстве, отраженный от склонов дюн.

В глубоких песчаных лощинах струился тонкий туман. Земля дышала испарениями.

Море казалось огромным сверкающим животным, рыбой с неподвижным хвостом, слабо дышащей, но настороженной, готовой к внезапному рывку.

А потом отлив. Шаги по влажному песку, страх быть унесенным во время позднего купания в гиблые места, где вода черна от глубины.

Поздно вечером, возвращаясь с моря, мы почти нос к носу столкнулись в дюнах с каким-то мужчиной. Он ничего не сказал, даже не посмотрел на нас.

Когда на второй день после приезда мы отправились на прогулку через Звин по направлению к Кнокке^[30](Кобель остался в кемпинге, причем добровольно, чтобы присмотреть за палатками), мы услышали от охранника, стоявшего на импровизированном пограничном посту около высокой решетчатой ограды, разделявшей нидерландскую и бельгийскую территории, что здесь повсюду валяется еще много военного снаряжения. Опасные места, ничейная земля — низкие, широкие дюны с покосившимися бетонными бункерами на них. Руководитель группы и несколько ребят пошли дальше. Бушмен, Рябой и я прикинулись, что устали и что у нас заболели ноги. Мы начали выпытывать у охранника, где что можно найти.