Таким образом, интуитивный аргумент и аргумент на основе идеи общественного договора в итоге оказываются зависящими друг от друга. Ролз допускает изменение исходного положения с тем, чтобы из него выводились принципы, соответствующие нашим интуициям (по крайней мерс тем из них, которых мы продолжаем придерживаться после того, как попытались в двустороннем процессе привести в гармонию нашу теорию и наши интуитивные представления). Это может выглядеть каким-то трюком. Но это кажется таковым, только если мы приписываем Ролзу мнение, будто два аргумента обеспечивают полностью независимую поддержку друг другу. Хотя Ролз иногда делает такие заявления, но в других местах он признаёт взаимозависимость этих аргументов, опирающихся на одну и ту же совокупность устоявшихся интуиций.
Но зачем же тогда утруждать себя приёмом, основанным на идее договора? Почему бы не ограничиться первым интуитивным аргументом? Это хороший вопрос. Хотя аргумент на основе идеи договора нс так уж плох, как полагают критики, он и не так хорош, как думает Ролз. Если каждая теория справедливости предлагает своё собственное описание договорной ситуации, то мы должны заранее решить, какую теорию справедливости мы принимаем, чтобы знать, какое описание исходного положения является подходящим. Поскольку для Ролза неприемлемо рисковать жизнью одного для блага других и незаслуженно наказывать людей с природными недостатками, это побуждает его принять определённое описание исходного положения; те же, кто не согласны с ним по этим вопросам, будут описывать это положение по-другому. Этот спор нельзя разрешить, обратившись к договорному соглашению. И для той, и для другой стороны ссылка на ситуацию заключения договора в целях защиты своей теории справедливости была бы простым уклонением от существа вопроса, ибо ситуация заключения договора уже предполагает теорию. Следовательно, все основные вопросы справедливости должны быть решены ещё до выбора описания исходного положения. Но тогда договор оказывается излишним.
Это не означает, что приём на основе идеи договора совершенно бесполезен. Во-первых, исходное положение представляет собой способ прояснения наших интуитивных представлений точно так же, как ранние теоретики общественного договора привлекали естественное состояние для прояснения идеи естественного равенства. Во-вторых, хотя интуиции, на которые опирается аргумент о равных возможностях, свидетельствуют о том, что честное равенство возможностей недостаточно, они не говорят нам, что ещё требуется; поэтому приём, основанный на идее договора, помогает нам уточнить наши интуитивные представления. Именно это имеет в виду Ролз, когда говорит, что этот приём может помочь «извлечь следствия» из наших интуитивных представлений. В-третьих, этот приём задаёт позицию, с которой мы можем проверять противоположные интуитивные представления. Талантливый человек мог бы совершенно искренне не соглашаться с тем, что природа распределяет таланты произвольным образом. В этом случае мы имели бы столкновение разных интуитивных представлений. Но если в ситуации, исключающей знание о том, что он получит в природной лотерее, тот же самый человек не станет больше возражать против этого, то мы можем с определённой уверенностью сказать, что наше интуитивное представление было правильным, а его представление было продиктовано его личными интересами. Некоторые интуитивные представления кажутся не слишком убедительными, если рассматривать их, абстрагируясь от своего конкретного положения в обществе. Аргумент на основе идеи договора позволяет установить, будут ли выбраны наши интуитивные представления с позиции непредвзятого человека. Таким образом, договор проясняет некоторые общие интуитивные представления и обеспечивает непредвзятую позицию для оценки более конкретных интуиций [Rawls 1971: 21-22; Ролз 1995: 33-34).