Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

Дорогой Макс,

На этот раз, возможно, я в самом деле больше не встану с постели. После месяца воспаления легких стоит ждать очередного обострения, и даже все мои попытки писать его не отсрочат, хотя в письме есть определенная сила.

Так что на этот случай - плоя последняя воля относительно всего мною написанного.

Из всего, что я написал, значение имеют лишь следующие книги: «Приговор», «Кочегар», «Превращение», «В исправительной колонии», «Сельский доктор» и рассказ «Искусство голодания». Говоря, что лишь эти пять книг и рассказ что-то значат, я вовсе не имею в виду, будто желаю, чтобы они были переизданы и стали достоянием будущего; напротив, если они бесследно исчезнут, это вполне будет отвечать моему истинному желанию. Но раз уж они есть, я не стану никому мешать их сохранить, если он того хочет.

Однако все остальное мною написанное... без всякого исключения, если только можно его получить или вернуть от тех, кому я его давал (большинство из них ты знаешь, главным образом фрау Фелицию М., фрау Юлию, урожденную Воризек, и фрау Милену Поллак; в частности, не забудь про несколько блокнотов, которые сейчас у фрау Поллак) - все без исключения и желательно не читая (я не стану мешать тебе взглянуть, хотя и предпочту, если ты не станешь этого делать, но в любом случае никто другой не должен ничего увидеть) - все без исключения следует сжечь, и я прошу тебя это сделать как можно скорее.

Франц [14]

Хотя эти инструкции выглядят достаточно четко, они поставили Брода перед серьезной дилеммой, бросавшей вызов самим принципам их многолетней дружбы. Дружба их была долгой. Они познакомились в 1902 году будучи студентами Карлова университета в Праге. Несмотря на явное интеллектуальное превосходство Кафки, у них возникли личные отношения, отмеченные преданностью со стороны Брода. Умение вращаться в обществе в сочетании с восхищением литературным талантом друга позволило ему стать своего рода «агентом» друга, пытавшегося делать писательскую карьеру. Слабое здоровье Кафки, его прирожденная замкнутость и стремление к самокритике невероятно осложняли эту добровольно взятую на себя задачу. Несмотря на все это, Брод оставался его другом, оказывая ему не только необходимую для развития его творческих способностей поддержку, но и практическую помощь во взаимодействии с издателями [15].