Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

В 2004 году письма Джонс приобрела Бодлианская библиотека. Они позволяют составить глубокое впечатление о личности Ларкина; в этих письмах раскрываются его мотивации и мысли на разнообразные темы - от коллег до политики, в намного большей степени, чем в другой общедоступной переписке, благодаря близости их отношений.

Почему Ларкина столь не радовала мысль, что другие могут прочитать его дневники? Поэту была свойственна застенчивость, за которую его порой называли «Халльским отшельником», и он сам писал, что ему трудно раскрыть свои личные мысли в собственных текстах. Поэзия его пронизана меланхолией и в основном мрачными размышлениями. Иногда, однако, случается обратное, и он страстно бросает вызов собственным чувствам, шокирующим образом раскрывая свои потаенные мысли, особенно в знаменитом «This Be the Verse»[31].

Прося Моушена стать наряду с Моникой Джонс и Энтони Туэйтом его литературным душеприказчиком, Ларкин заявлял, что «в том не будет ничего сложного. Когда я пойму, что к моему порогу подходит старуха с косой, я спущусь в сад, как Томас Харди[32], и устрою костер из всего, что не хочу показывать никому другому». Моушен сопоставляет данное распоряжение с тем фактом, что после смерти Ларкина основная часть его дневников, вместе с другими его бумагами, осталась цела. Как он пишет, Моника Джонс считала, что Ларкин пытался отрицать неминуемую смерть, и уничтожение дневников означало бы признание того, что он смертен. Более убедительно выглядит версия о двойственности положения Ларкина. Он просто не мог решиться. С одной стороны, он был страстно предан делу сохранения литературных рукописей и даже передал одну из своих записных книжек в Британскую библиотеку с другой - ему было крайне неуютно ощущать, что другие, особенно близкие, могут увидеть его самые потаенные мысли, изложенные в дневниках. Даже его завещание было столь противоречиво, что душеприказчикам пришлось обращаться к королевскому адвокату, прежде чем решить, что они имеют законное право не уничтожать остальную часть архива Ларкина, передав ее целиком библиотеке Бринмора Джонса в Халле.

Пример Ларкина демонстрирует то влияние, которое самоцензура может оказать на наследие автора. Утрата дневников привела к тому, что нам никогда не узнать, в чем могли заключаться его мысли. Остается лишь пытаться воспроизвести эти мысли на основании писем, способных заполнить лишь некоторые пробелы. Интерес к жизни и работе Ларкина после его смерти только вырос, чему в некоторой степени поспособствовала тайна, связанная с его последней волей, в соответствии с которой его дневники были уничтожены.

Уничтожение мемуаров Байрона - одна из самых печально известных литературных утрат. Близкие ему люди хотели защитить его посмертную репутацию, и литературоведы сожалеют о случившемся по сей день. Живший двести лет спустя не менее популярный поэт Тед Хьюз[33] оказался в центре подобных событий, уничтожив последние дневники своей первой жены, столь же великой поэтессы и писательницы Сильвии Плат. Отношения между Хьюзом и Плат подробно исследованы, и им посвящены многие страницы дискуссий и критики в печатных изданиях. Один из аспектов этих отношений, до сих пор остающийся неясным, касается судьбы части личного архива Сильвии Плат после ее самоубийства в 1963 году. Самоубийство Плат и нюансы отношений между двумя поэтами, приведшие к этой трагедии, стали предметом множества дебатов, в частности, действительно ли главной причиной трагедии стало поведение Хьюза. Точные подробности душевного состояния Плат остаются неизвестными, в немалой степени из-за того, что муж уничтожил ее дневники. Хьюз утверждает, что поступил так с целью защитить репутацию Плат и уберечь их детей от чтения душераздирающих записей, сделанных в предшествующие самоубийству дни. Многие предполагали, что, уничтожая дневники, Хьюз скорее заботился о собственной репутации.

Плат умерла в Лондоне, будучи все еще замужем за Хьюзом, хотя жили они порознь: у Хьюза уже был роман с Асей Вевилл[34]. Поскольку Плат не оставила явного завещания, он, будучи ближайшим родственником, стал душеприказчиком имущества Плат и сохранил многие из ее бумаг в своем архиве, пока в 1981 году не решил продать их на аукционе «Сотбис» колледжу Смита с передачей доходов их детям, Фриде и Нику Хьюз [9]. Орелия Плат, мать Сильвии, решила продать письма, которые она в течение многих лет получала от дочери, библиотеке Лилли Университета штата Индиана в 1977 году. Одна из сложностей состояла в том, что Хьюз, как душеприказчик, также владел авторскими правами на литературное наследие Плат и контролировал все ее посмертные публикации. Хотя архив Плат в конце концов оказался в библиотеках, изложенные ею в письмах к матери и в личных дневниках мысли не могли публиковаться в печати без явно выраженного разрешения Теда Хьюза [10].