Возможно, работа в библиотеке, которая учит измерять время столетиями, позволяет мне дать ответ на эти вопросы, и смысл его - в заботе о будущем. В фондах Бодлианской библиотеки имеется множество «закрытых» рукописей. Имеется в виду, что мы пообещали некоторым из тех, кто подарил или оставил на хранение свои рукописи, что не раскроем их содержание, пока не пройдет оговоренное время, - возможно, после смерти автора или владельца собрания или даже дольше. В случае Брюса Монтгомери, друга Филипа Ларкина по Оксфорду, мы договорились не открывать доступ до истечения 30 лет после его смерти, причем часть материалов останется закрытой еще на 20 лет. Автобиографию Байрона и дневники Плат и Ларкина можно было сохранить, но не давать к ним доступа так долго, как решили бы душеприказчики, открыв их для ученых лишь после смерти всех, кого могло коснуться их содержание. Сохранение знаний в конечном счете (и это понимал Макс Брод) дает веру в будущее.
Глава 10
Сараево, mon amour
Вечером 25 августа 1992 года в столице Боснии Сараево, печально знаменитом месте убийства, ставшего поводом для Первой мировой войны, начался артиллерийский обстрел. Обстрел велся не обычными снарядами, целью стало не обычное здание. Снаряды были зажигательными, вызывающими быстрое распространение огня, а зданием - Национальная университетская библиотека Боснии и Герцеговины. Обстрел вели сербские ополченцы, окружившие город во исполнение стратегического плана президента Слободана Милошевича по уничтожению Боснии.
Сербы поставили снайперов, убивавших пожарных, и даже использовали горизонтально развернутые зенитные пушки. Сотрудники библиотеки образовали живую цепь, чтобы вынести книги и документы из горящего здания, но из-за безжалостного артобстрела и снайперского огня удалось спасти лишь немногое. Около двух часов дня снайпер застрелил сотрудницу библиотеки Аиду Бутурович, талантливого лингвиста, занимавшуюся поддержкой совместной библиотечной сети страны [1]. Ей было всего тридцать лет, и она пополнила список из 14 убитых и 126 раненых в тот день в Сараево [2].
Писатель Рэй Брэдбери напоминал нам в 1953 году о температуре, при которой горит бумага, - 451 градус по Фаренгейту, но чтобы уничтожить целую библиотеку, требуется немало времени. Пепел от сгоревших книг опускался на город в последующие дни подобно «черным птицам», по словам боснийского поэта и писателя Валериана Зуйо [3].
Хотя мотивы для уничтожения библиотек и архивов разнятся от случая к случаю, главную роль в них играет уничтожение конкретной культуры. Истребление книг во времена европейской Реформации имело сильную религиозную окраску: в первую очередь уничтожались библиотеки католических общин, поскольку их содержимое считалось еретическим. В уничтожении библиотеки Университета Лувена также имелась культурная составляющая ввиду ее национального статуса как центра знаний. Атаки на библиотеки и архивы в период Холокоста носили культурный характер в самом широком смысле этого слова: нацистская машина стремилась искоренить не только религию евреев, но и все аспекты еврейского существования, от живых людей до надгробий их предков.
Национальная библиотека Боснии и Герцеговины располагалась в здании, известном как Vijecnica (Городское управление). В ней хранилось свыше полутора миллионов книг, рукописей, карт, фотографий и других материалов. Вместе они составляли письменную память не только одной нации, но и культуры всего региона, имевшего значительное мусульманское население. Снаряды обрушились на это здание не случайно. Библиотека не просто так оказалась под перекрестным огнем региональной войны - ее преднамеренно выбрали своей целью сербские войска, стремившиеся не только к военному господству, но и к истреблению мусульманского населения. Никакие другие здания по соседству не пострадали - библиотека была единственной мишенью [4].
Всего через сорок пять лет после окончания Второй мировой войны и публичной демонстрации всех ужасов Холокоста, при постоянно транслируемом рефрене «никогда больше», в Европу снова вернулся культурный геноцид - на этот раз в процессе распада Югославии. Поводом для этого культурного геноцида стал запутанный клубок проблем, когда национализм смешался с расовой и религиозной ненавистью, получив политическое выражение [5].