Эдера откусила огромный кусок и проглотила, почти не разжевав. Кэрдан подносил ей лепешку за лепешкой, и через пять минут блюдо опустело.
— Еще хочешь?
— Хочу! Только с начинкой. Или с медом. Или со сливками…
— Будет со всем сразу и без хлеба, — успокоил ее Кэрдан. Он замолчал и наморщил лоб. Эдеру поразила догадка.
— Ты разговариваешь ментально?! К тебе возвращается магия?
— Отнюдь. Это особое разрешение от твоей мерканской подружки только на сегодняшнее утро.
— Ой, надо же покормить детей, — всполошилась Эдера. — Ветария обещала очистить молоко от токсинов.
— Она все сделала, — успокоил Кэрдан. — А дети спят. Не суетись, полежи еще.
— А почему так голова болит, если она все сделала?..
— Она же не обещала избавить тебя от головной боли. Я же говорил, что твоя Ветария — та еще сука.
— Сука, — согласилась Эдера.
Она сползла обратно в горизонтальное положение. Кэрдан приподнял ее за плечи и развернул так, что голова Эдеры оказалась у него на коленях.
— Что ты делаешь?!
— Спокойно. Хочу сделать то, чего не удосужилась твоя подружка. У меня неплохой талант целителя, знаешь об этом? И он не ушел вместе с магией.
Кэрдан погрузил пальцы в волосы Эдеры и начал осторожно массировать ее голову, оттягивая прядки волос, поглаживая кожу, чуть сдавливая черепную кость. Его движения — уверенные, но деликатные — постепенно расслабили ее. Эдера прикрыла глаза, тело безвольно обмякло. Она пробормотала едва разборчиво:
— Знаешь, в чем твоя проблема?..
— Моя? Кажется, проблема сейчас у одной маленькой похмельной феечки. А я помогаю ее решить.
— Не так выразилась. Проблема Ремидеи с тобой. Ты должен был родиться женщиной. Из тебя вышла бы прекрасная заботливая жена и мать. Ты так хорошо поддерживаешь порядок в доме, ухаживаешь за детьми и пьяной супругой… Вот чем тебе надо было заниматься в жизни, а не стремиться к власти… Что… что ты делаешь?..
Пальцы Кэрдана покинули голову Эдеры и заскользили ниже. Одна рука остановилась на груди, вторая нырнула между бедер.
— Демонстрирую тебе главный признак женщины. Кто бы ни занимался порядком в доме и детьми, все определяют маленькие анатомические особенности… Вот эти… и эти…
Некоторое время спустя головная боль Эдеры прошла без следа. А потом за дверью что-то прогремело, Кэрдан вышел проверить и вернулся с новым блюдом творожных лепешек — с ягодным джемом внутри, смазанных сливками и медом. Эдера умяла и эту порцию, а Кэрдан продолжал кормить ее с рук. Эдера спросила с набитым ртом:
— Вебя вофшем-вофшем де одифает…
Он положил палец на жующий рот.
— Прожуй и проглоти.
Эдера послушалась и повторила попытку:
— Тебя совсем-совсем не унижает, что ты сидишь тут взаперти, нянчишься с детьми и драишь пол, как заправская домохозяйка, кормишь меня с похмелья? Ведь у тебя была огромная власть, а теперь ты все равно что в тюрьме…
— Молодец, можешь жевать дальше. Главное, слушай молча, пока жуешь.
Кэрдан поднес ей очередную лепешку, которую Эдера слопала в два присеста.
— Видишь ли, моя любопытная девочка… когда ты теряешь огромную власть, становится по большому счету все равно, где ты сидишь, кого кормишь и что драишь. Лишиться власти — само по себе бесовски обидно и унизительно. Уборка, уход за детьми и за пьяненькой тобой ровным счетом ничего не добавляют к этому унижению. Человек, который не знал подлинной власти, может играть в нее, заставляя жену прислуживать ему. Буду я ухаживать за тобой или нет — это никак не изменит мое положение. И не отменит моего унижения. Так что лучше я займусь взаперти чем-нибудь приятным — например, покормлю тебя или сделаю массаж. Тем более, это может перейти в кое-что еще более приятное… Как только что случилось… Надеюсь, не в последний раз? — он укусил ее за ухо. Эдера увернулась, цапнула новую лепешку и принялась хомячить с неугасимой жадностью. — Возиться с детьми — не унижение, а удовольствие для меня. Это ведь мои дети. Ну а уборка… Я слишком привык к чистоте и порядку, чтобы терпеть бардак. Если я не могу навести его магией или чужими руками, остается делать это своими. Тем более, времени на все хватает, — иронично подытожил он.
— Вот интересно, — проговорила Эдера, дожевывая. — Почему так выходит? Ты помешан на порядке, а я такая засранка… В монастыре я постоянно получала выговоры от Келарши, за бардак в шкафчике… Что бы сестры ни делали, я все равно разбрасывала вещи где только могла…
Кэрдан усмехнулся.
— Ты фея воздуха. Будешь смеяться, но воздушные даже в Распете ухитрялись учинить бардак в своих камерах.
— Тебе это кажется смешным? Настолько, что даже я буду смеяться? Над тем, что ты делал с феями в Распете?
Голос Эдеры стал ледяным. На лице Кэрдана появилось выражение самого искреннего раскаяния.
— Прости. Я брякнул, не подумав. Это совсем не смешно.
— Неужели? Так быстро стало не смешно? Ты совсем меня за дуру держишь? Ты же просто притворяешься передо мной! Ты остался тем же кем был — бездушным мучителем! Просто играешь в доброго папочку и заботливого мужа, когда Ветария тебя приструнила!