Спартак

Я покачал головой. Нет, наша помощь не требовалась. Рабы справялись. Да и не выкуривать они собрались охрану, невольники решили удушить своих поработителей угарным газом, живьем. В помещение, в котором римляне искали спасение заблокировали единственный выход. Окон в вилле не было, а значит у охраны, забаррикадировавшейся внутри, не было возможности спастись. Извергая ругательства, что-то крича на россыпи разных языков, рабы потрошили плотно набитые стога сена, поджигали их, пропихивали в отверстие дымохода.

В небо устремились густые столпы дыма, сумерки озарили вспышки пламени. К сражающимся у виллы невольникам присоединялись все новые рабы, выбегавшие из других зданий, некоторые заключенные в кандалы. Я видел людей, кто проводил большую часть своей жизни в грязных душных подвалах. Людей, ходивших на виноградники и ремесленников. Они скидывали с себя оковы и присоединялись ко всеобщему, охватившему виллу безумию.

Из здания, в котором оказались заперты охранники послышались требования, перемешанные с угрозами. В дверь застучали, затем на полотно обрушился первый удар. Невольники навалились на тела своим весом. Дверь не открыть. Ругательства и угрозы сменились криками, мольбой, раскаянием и призывами выпустить живых людей.

Тщетно!

Ответом стал громкий, дружный хохот рабов, подносившим сено к проему дымохода.

[1]ВдревнемРиме: аристократ, представитель знати, нобилитета. [От лат. nobilis — знатный, благородный].

[2]Основу рациона сельского раба составляла пшеница. Ячмень римляне также выращивали, но считали его кормом для скота, ячменной кашей кормили только гладиаторов, для укрепления мускулатуры.

[3]Сика — короткий меч или кинжал, который использовали древние фракийцы и даки, а также гладиаторы в ДревнемРиме. Изготавливался из меди, бронзы, позднее — из железа.

28

Сегодняшняя ночь поднимет с самого дна Республики гниль, копившуюся здесь веками. Я ловил на себе взгляды разных людей с разными судьбами, в которых запечатлелась боль и разочарование долгих лет рабства. Сложные люди, у многих из них не осталось ничего человеческого. Я понимал, что освобожденные жаждат утопить Рим в крови, эти люди принесут разрушение и смерть.

Мои диверсионные группы гладиаторов прямо сейчас ставили Республику с ног на голову, выбрасывали на обескровленные римские земли сотни и тысячи сорвиголов, неорганизованных, готовых убивать и крушить все вокруг.

— Спартак! — вскрикнул один из невольников.

Я обратил внимание, что несколько бывших рабов о чем-то переговариваются, с любопытством поглядывая на меня. Ко мне вышел один из этой компании, ему поручили говорить от лица всех остальных. Как и остальные, этот невольник имел запущенную бороду и усы, слипшиеся комьями. Волосы спадали по плечи, в прядях встречалась седина, густые брови выцвели. Кожу местами покрывала короста. Он впился в меня взглядом.

— Это правда? — коротко спросил он.

— Ты не задал вопрос, — сказал я.

— Тебя правда зовут Спартак? — пробурчал невольник.

— Вежливее, бородатый или останешься без усов! — Рут гоготнул.

Не ушло от моего внимания и то, что бородатый, как назвал бывшего невольника с латифундии Рут, напрягся при словах гопломаха, его руки сжались в кулаки.

— Меня зовут Спартак, это правда.

Бородатый коротко кивнул, еще некоторое время пожирая глазами Рута.

— Чего хочешь? — вдруг спросил он.

— Хочу дать тебе и твоим братьям то, чего ты заслуживаешь! Свободу!

— Хм, а тебя кто просил? — бородатый принялся чесать голову коросту на щеке, застывшую жесткой желтоватой коркой.

— Тебе не нужна свобода?

Бородатый усмехнулся, мотнул своей гривой.

— Предпочитаю обладать тем, что могу себе позволить, смекаешь? Расплачиваться нам с тобой нечем! Поэтому зря ты все это затеял, ой как.

— Нам нечем отблагодарить вас! — послышалось из-за спины бородатого.

— Да вас никто и не просил нас освобождать! — подхватил другой невольник.

— Опомнись, — я схватил бородатого за руку, схватил сильно, так, чтобы вернуть его в чувства. Казалось, этот человек не в себе. — Ты больше не раб, а я не собираюсь требовать денег за твое освобождение!

Из-за спины бородатого опять послышались недовольные возгласы.

— А если бы были деньги, ты бы взял? — напирал бородатый, потянув свою руку и высвобождаясь.

Видя, что мои гладиаторы напряглись, я попросил их не вмешиваться, приложив указательный палец к губам.

— Твоя свобода не стоит никаких денег! — заверил я.

Неужели эти люди всерьез не понимают, что произошло? Мы не на рабском рынке, мне нет необходимости называть цену выкупа, я возвращаю людям то право, которое их не может лишить никто. Впрочем, мой ответ пришелся бородатому не по вкусу. Его глаза, прячущиеся за нестриженной челкой впились в меня, вопрошая.

— Хочешь сказать, что раб на латифундии не стоит даже вонючего медяка? — прорычал он, теряя самообладание. — Хочешь сказать, раб латифундист не ровня гладиатору?