Карбон подумал, что она что-то скрывает. Когда Хлорис навалилась на него сверху, мысли улетучились.
Прошло три недели, и Спартак перестал думать о своей стычке с галлами. Однако ее призрак витал где-то на задворках памяти, будто зловоние над открытой канализацией. В целом же дела шли хорошо. Вариния он ловко одурачил, покинув ночью старый лагерь Глабра вместе с армией. Спартак настоял на том, чтобы все было тщательно спланировано. Патрули, посланные ближе к вечеру, тщательно обыскали окрестности, дабы убедиться, что за лагерем не следят легионеры. Затем под покровом ночи часовых у главных ворот заменили трупами, облаченными в кольчуги и вооруженными погнутыми или пришедшими в негодность мечами. При свете десятков костров все до единой палатки разобрали и вместе с другим тяжелым снаряжением вроде наковален Пульхра погрузили на сотни мулов. И за час до полуночи все мужчины, женщины и дети ушли на восток, в сторону высящихся там Пицентинских гор.
Все, кроме Карбона, вооруженного трофейной римской трубой.
Это была опасная задача для добровольца, но Карбон оказался настойчив. И Спартак, увидев в глазах юноши жгучее желание, согласился. Молодой римлянин должен был бодрствовать всю ночь, слушая, не идет ли враг, и протрубить на рассвете, в насмешку над римской традицией солдатской побудки.
При воспоминании о докладе Карбона Спартак улыбнулся. Всех сильно подбодрило, что примерно двумя часами позже, когда Вариний осознал, что в лагере мятежников намного тише, чем обычно, он не осмелился отправить туда разведчиков. Вместо этого одно из кавалерийских подразделений поднялось на соседний холм, чтобы посмотреть на лагерь с высоты. Обеспокоенный исчезновением рабов, Вариний отвел свои войска на северо-запад. Карбону даже не пришлось уходить из лагеря тайком. Обрадованный его докладом, Спартак созвал тем вечером собрание.
— Вот как эти ублюдки теперь уважают нас! — прокричал он тысячам восставших. — Они настолько перепуганы, что даже боятся нас преследовать!
Его слова были встречены радостным гомоном, но Спартак не удивился, когда Крикс снова бросил ему вызов.
— Если эти говнюки настолько перепуганы, то почему, будь я проклят, мы их не преследуем? — рыкнул галл.
— Вариний боится нас, и это хорошо, — рассудительно ответил Спартак. — Но это не значит, что мы одолеем его в открытом бою. Кроме легионеров, у него есть четыре сотни кавалеристов. У нас — ни одного. Ни одного! Представь, что получится, если они ударят нам в спину посреди битвы. Ты видел когда-нибудь, как кавалерия обрушивается на неподготовленного врага?
Крикс сердито сверкнул глазами — все знали, что такое видел лишь Спартак. Впрочем, этот довод заставил галла замолчать.
— Они разносят строй в клочья! Это все равно что смотреть, как ветер подхватывает кучу опавших листьев и разносит их на все стороны света. С одним таким ударом бой будет проигран.
Больше, к радости Спартака, никто спорить не стал. Разумеется, вечно убеждать их он не сможет, но пока его аргументы слышат. На крутых горных склонах кавалеристы Вариния бесполезны.
Кроме того, Вариний удалился в безопасное место в Кумах — город примерно в двадцати пяти милях от Везувия. Таким образом, мятежники без происшествий добрались до Пицентинских гор и встали там на несколько ночей временным лагерем. Тогда же пятьсот отборных бойцов, которых возглавлял Ганник, устроили налет на Нолу. Они вернулись с победой и таким количеством зерна, что должно было хватить на всех на две недели. А еще они притащили много теплой одежды и обуви и привели где-то тысячу новых рекрутов. Налет на соседний город Нуцерию дал примерно те же результаты. Карбон был в восторге от их успехов. Теперь идея стать юристом казалась ему просто смешной. Жизнь при Спартаке опасна, но здесь у Карбона имелся авторитет, уважение товарищей, и наконец у него была Хлорис.
Теперь, когда у них скопилось припасов на месяц или даже больше, вся армия двинулась на юг. Вели ее рабы, прежде пасшие здесь стада. Они выбирали пути повыше в горах, потому что необходимость терпеть суровую осеннюю погоду куда предпочтительнее столкновения с римскими легионерами. Все это время компанию рабам составляли лишь животные, обитающие в горных лесах, — если не считать жителей небольшого селения Абелла, захваченных врасплох на собственных полях. Парящие в небе орлы и стервятники высокомерно оглядывали длинную колонну. Мелкие птички, устроившись в кронах деревьев, сердито трещали на непрошеных гостей. Каждый вечер в сумерках выли волки, усиливая ощущение свободы и оторванности от мира. Олени и дикие кабаны прятались от людей, и только следы подтверждали их существование. Еще в этих горах обитали медведи и рыси, но их лишь изредка замечали разведчики.
Спартак однажды увидел рысь собственными глазами и считал, что ему повезло. Это был великолепный самец. Заметив человека, он на миг застыл и уставился на Спартака прищуренными желтыми глазами. Лишь шевелящиеся кисточки на ушах свидетельствовали, что это не статуя, высеченная гением или богом. А потом рысь исчезла — просто растворилась.