Спартанец

– А как же криптия? – недоверчиво спросил Павсаний.

– Кому, как не тебе, должно быть известно, что криптия умеет находить доказательства даже там, где их нет. Твое счастье, что в городе справедливость еще торжествует.

– Выходит, я свободен и могу приступить к командованию в Византии. Сезон для навигации скоро кончится, я должен отплыть как можно скорее.

Эфор наморщил лоб:

– Будь осмотрительней, Павсаний. На этом дело не кончилось. Против тебя ничего не нашли, но учти, что эфоры и старейшины настроены против тебя. Рано или поздно они попытаются свергнуть тебя.

– Но собрание…

– Ты лучше меня знаешь, что собрание не может принимать решения. Уже бывали случаи, когда эфоры действовали вопреки мнению собрания равных.

– Как думаешь, что будет дальше? – спросил Павсаний, внезапно помрачнев.

– Пока ничего, но я встревожен. Эфоры могут поручить кому-нибудь убить тебя, нисколько не выдавая себя.

– Да кто же осмелится… – сказал царь.

– Послушай внимательно, – продолжил эфор, прервав его. – Тебя долго не было, и ты многого не знаешь. Фемистокла свергли с помощью народного движения, ловко организованного аристократами. Его изгнали из Афин, и даже огромный престиж, которым Фемистокл пользовался после победы при Саламине, не смог его спасти. Из этого следует простой вывод: тебя тоже не спасет слава победы при Платеях. Персидское нашествие осталось в прошлом, и у народа короткая память. Демократы в Афинах очень ослабли, вся власть сейчас у Кимона.

– Сына Мильтиадеса?

– Да, сына победителя Марафона. Кимон умен, искусен и славится консервативными взглядами. Поэтому у нас он пользуется успехом. В ближайшем будущем Спарта может даже заключить договор с афинской аристократической партией, во главе которой стоит Кимон. Если это случится, боюсь, в этом договоре не будет места для тебя.

– Не понимаю, – продолжил Павсаний. – Я не знаю Кимона лично, но знаю, что он уважает меня, и, во всяком случае, мне говорили, что он проводит антиперсидскую политику. Разве он может выступать против победителя битвы при Платеях?

– Все очень просто, хотя тебе может показаться сложным. – (Павсаний не смог скрыть раздражения.) – Не волнуйся. Командовать войском и держать в руках копье – совсем не то, что заниматься политикой. Послушай, я хочу помочь тебе. Ясно, что Кимон ничего не имеет против тебя и, несомненно, считает тебя великим полководцем. Но если он намерен заключить союз со Спартой, а правители Спарты настроены против Павсания, то и Кимон выступит против Павсания. Когда у власти был Фемистокл, отношения с Афинами ухудшились до такой степени, что, казалось, вот-вот начнется война. Теперь Фемистокла свергли, и Кимон готов заключить новый союз со Спартой против персов. Не важно, станет ли он прикрывать патриотическим союзом против варваров свою личную войну с партией демократов. Важно лишь то, что сейчас решается судьба отношений между двумя величайшими державами Греции. Бывали случаи, когда выдающиеся люди и великие стратеги становились жертвами куда менее крупных политических игр.

Павсаний опустил руки в растерянности.

– Тогда объясни, почему эфоры и старейшины хотят свергнуть меня? – спросил он и поднял голову.

– Причин много, Павсаний, и, к сожалению, все они веские. Поскольку царь Плейстарх еще ребенок, действующим царем являешься ты. Оккупировав Византий, ты взял под контроль проливы, а вместе с ними и зерновой торговый путь между Понтом и Грецией. Ты пользуешься поддержкой равных, сражавшихся с тобой бок о бок при Платеях, и собрания. Ходят слухи, что в Византии ты вел себя как восточный царь, носил персидские одежды и общался с варварскими военачальниками без согласования с правителями Спарты. Тебе приписывают симпатии к афинским демократам и прямые контакты с Фемистоклом. И наконец, кому-то показалось подозрительным личное покровительство, которое ты оказываешь этому Талосу.

– Его имя – Клейдемос, он сын Аристархоса, Клеоменид! – с раздражением воскликнул Павсаний.

– Как угодно, – ответил Эписфен с жалостью в голосе. – Важно то, что этот человек является высокопоставленным офицером спартанской армии, но мы не знаем, поддерживает ли он отношения с илотами.

– О каких отношениях может идти речь! Четыре года он сражался во Фракии, возвращаясь в Византий всего на пару недель. Клейдемос героически сражался при Платеях, это один из моих лучших офицеров.

– Понимаю. Но любые отношения между спартанцами и илотами, которые не укладываются, скажем так, в рамки традиционной нормы, воспринимаются с большим подозрением.

– Клейдемос – не илот.

– Этого не знает никто. Он прожил с этими людьми двадцать лет и не знал своих родителей. Я лишь хотел предупредить, чтобы ты знал, какая опасность грозит тебе.

– Благодарю тебя, Эписфен, я не забуду этого, – сказал царь и встал. – Мне пора. Не хочу, чтобы мое отсутствие заметили в городе. Прощай.

– Прощай, – ответил эфор и тоже встал. – И будь начеку.

Павсаний вышел из развалин гробницы, оглядываясь по сторонам, и подождал, пока крестьянин с повозкой сена исчезнет за поворотом. Затем он вскочил в седло и помчался галопом к полям.