Спаси меня от холода ночи

Может, он так и выглядит, но у него мало общего с поверхностными, пустыми плохими парнями из книжек Пиппы.

– Он тебя сюда привез?

Я киваю.

– Пусть приходит чуть пораньше, когда будет тебя забирать, – ухмыляется Пиппа, и я добродушно тыкаю ее локтем в ребра. Она морщится всего на секунду, но боль у нее на лице ни с чем не спутать. Испугавшись, я немного отодвигаюсь, чтобы взглянуть на сестру. – Извини, я…

– Нет, уже порядок. Нерв в локте защемила. Ты как раз его задела. Ничего страшного, уже прошло.

Пиппа говорит слишком быстро. Я перевожу глаза на ее руку. На ней толстовка с длинными рукавами, которая свободно спадает на джинсы. Я не собираюсь сейчас насильно задирать ей рукава, но…

– Можно взглянуть?

– На что?

– На твою руку.

– Да ничего такого, Бунтарка, все нормально, – опять убеждает меня Пиппа. – Забыли, ладно?

Молча смотрю на свою младшую сестру, и Пиппа поднимается с дивана.

– Ладно, хорошо, ты права: там синяк. Просто синяк. После физкультуры.

– У тебя каникулы.

– Занимались со Скарлет. Мы… мы…

– Ты сочиняешь на ходу, Пип, – перебиваю я ее самым спокойным тоном, на какой только способна. – Прямо как мама.

– Не сочиняю я! – Пиппа зло смотрит на меня. – Это всего лишь синяк, я ударилась, с каждым случается!

Мой взгляд опускается с ее лица на пол. Сжимаю кулаки, затем переступаю через себя и вскидываю глаза.

– Знаешь, зачем я на самом деле здесь?

– Ну, разумеется, – вызывающе парирует Пиппа, – но забудь об этом.

– Ты могла бы поехать со мной в Каслданнс. Хотя бы до конца каникул.

– Могла бы. Но не поеду.

– Пиппа, прошу тебя…

– Прости. Слышишь, Бунтарка, прости. Ты проделала такой путь, но… я с тобой не пойду. Сколько раз я тебе это повторяла, нечестно теперь заявляться сюда и такое устраивать.

– Я всего лишь хочу…

– Да просто поверь уже, что мы тут и так справляемся, даже без тебя! – Проследив за моим взглядом, который смещается к ее руке, она едко добавляет: – Ну и что? Тебе часто так доставалось, и тем не менее ты не сразу из-за этого сбежала.

– И чего ты ждешь, Пиппа? Чтобы он тебе тоже дал повод, невыносимый повод, чтобы наконец-то исчезнуть отсюда?

– А вот это уже мое личное дело!

– Ты можешь жить у меня! У меня никого не было, я не знала, куда податься, но у тебя есть я!

– Когда уехала ты, я все еще была тут! Если я тоже уйду, кто останется с мамой?

«Так уйди, – больше всего хочется сказать мне. – Уйди, а я останусь тут». Но Пиппа не может просто поменяться со мной жизнями, к тому же и не хочет.

– Давай поговорим с мамой. Тебе не обязательно уезжать без ее разрешения.

– Даже если бы она согласилась, я не свалю отсюда просто так, понятно? Мы не можем обе так поступить!

Пиппа первой обнажила нож, и я вполне уверена, что она это осознает. Слишком часто я просила у нее прощения за то, что оставила ее одну в этой гребаной ситуации.

– Ты знаешь, почему я ушла.

Она ничего не отвечает на это.

– Ты знаешь, что я сбежала не из-за парочки синяков.

– И я тоже так не сделаю!

– Нет. Сделаешь. – Я тоже встаю с дивана. – Я тебя здесь не оставлю! Я тебя здесь одну не оставлю! Ты только взгляни на себя! Носишь толстовки с длинными рукавами летом и врешь мне на ровном месте. Где еще ты в синяках, Пип? Или там ссадины? Рваные раны?

– Просто вали обратно, Сиенна! – визжит вдруг Пиппа. – Во всем этом дерьме и так достаточно тяжело жить, так еще ты строишь из себя великую спасительницу! Просто езжай обратно на свой остров!

– Мне жаль, Пип, – произношу я, нет, почти хриплю. А потом прохожу мимо, обойдя ее по широкой дуге, чтобы случайно не задеть. Тяжелым шагом иду назад через прихожую к лестнице. Там наверху моя бывшая комната, а ныне отцовский Святой Грааль. Его хренова коллекция музыкальных пластинок. Я уже иду!

Позади слышатся торопливые шаги Пиппы, и я перешагиваю через две ступеньки не потому, что боюсь, что она меня остановит, а потому, что боюсь, что у меня не хватит смелости.

– Бунтарка! Ты что хочешь?..

Рывком распахиваю дверь в свою старую комнату. Кровать, на которой я спала, пропала, как и шкаф. Мой письменный стол справа от двери все еще здесь, но на нем больше нет тетрадей, книг и других бумажек, а вместо красной лампы в углу стоит металлический светильник.

А вдоль стен глубокие стеллажи. Множество стеллажей, и каждый заполнен пластинками, на которых, гарантирую, нет ни единой пылинки, и все они тщательно рассортированы по исполнителям. Наугад вынимаю одну из обложек.

– Сиенна, ты чего? Поставь на место!

Пиппа бросается ко мне, и именно так я преодолеваю последнее сомнение, последний психологический барьер.

Сестра вскрикивает, когда я вытаскиваю из чехла черную пластинку и швыряю через всю комнату.

– Сиенна!

Пиппа падает следом за ней, пока я выхватываю с полок новые обложки, бросаю за спину, раскидываю по полу. Первый порвавшийся картонный чехол вдохновляет меня на то, чтобы сознательно вытряхивать из них блестящие диски и варварски рвать на мелкие кусочки защитные конверты.

– О боже… о, пожалуйста… черт, Сиенна, перестань!