Спаси меня от холода ночи

Пиппа оставляет бесполезные попытки все собрать и несется ко мне. А я бью пластинку, которую как раз держу в руках, о край стола. С громким треском она ломается. А я поднимаю руки вверх.

Этого должно хватить.

– Прекрати! – пронзительно визжит Пиппа и нагибается над осколками. – Черт побери, прекра… – Она осекается, когда понимает, что я больше не швыряюсь пластинками. – И что это было?

– Я буду ждать здесь, – отвечаю я, задыхаясь от напряжения и адреналина, разгоняющегося по моим венам. – Просто подожду, пока он вернется. Или мы бросаем тебе в сумку пару вещей и уходим. Немедленно.

– Да ты реально чокнулась! – плачет сестра. – Боже, ты совсем рехнулась! Что ты вообще наделала?

– Уезжай со мной отсюда в конце-то концов!

– И бросить маму одну с твоей… твоей… – Она обводит руками хаос, не найдя подходящих слов. – С этим? Ты в своем уме?

– Тогда пусть тоже едет с нами! – рычу я. – Только из-за нее нас годами мучил этот психопат! Чего еще ты ждешь? Что он тебе, блин, руку сломает? Рано или поздно так и будет! Пожалуйста, Пип, собирай вещи и поехали. Прошу тебя! Если он придет домой и увидит это…

– Он тебя убьет, – бесцветным голосом заключает Пиппа. Она бережно складывает осколки пластинки, которые до сих пор держала в руках, на письменный стол.

На это мне ответить нечего.

– Господи, Сиенна. – Мне сейчас почудилось или Пиппа впервые разрывается надвое?

– Пип, – начинаю я, – послушай. Мы сейчас отсюда исчезнем и позвоним маме по пути, хорошо? Мы ее…

– Что здесь стряслось? Сиенна? Зачем?..

Мама. Как раз вовремя.

– Бога ради! – Она возникает в дверном проеме и, ошарашенно мотая головой, входит в комнату. Лицо у нее мертвенно-бледное. – Это ты натворила? Но… но почему?

– Потому что… – При виде ее абсолютного ужаса рушится почти вся выстроенная мной мотивация. – Пиппе пора наконец выбираться отсюда. Вам обеим пора. Ты видела ее руку? – умоляю говорю я.

Мама приближается ко мне на пару шагов.

– Ты устроила здесь погром просто потому, что с рукой Пиппы что-то не так?

– Вот только не надо делать из меня дуру! – Ко мне возвращается ярость. – Ты точно знаешь, что я имею в виду! Он ее бьет! Он бьет Пиппу! Ты знаешь, что это правда!

– Нет, это неправда! – возражает мама, а голос у нее при этом дрожит. – Он не бьет Пиппу! Пиппа, твоя рука, что с ней? Может, он всего лишь слишком сильно прихватил тебя за руку, но он ведь тебя не бьет, не так ли?

У Пиппы глаза как у мертвой, она отворачивается. На лице матери читается откровенное отчаяние. Мне бы стало ее жалко, если бы только что она не попыталась использовать Пиппу, чтобы подстраховать свою вечную ложь. По-видимому, она соображает, что я стараюсь контролировать себя, чтобы окончательно не сойти с ума, поскольку ее тон становится тверже.

– Ты объявляешься тут, никого не предупредив, переворачиваешь эту комнату вверх дном, разбиваешь ценные пластинки! За некоторые из них твой отец заплатил очень большие деньги! Что это такое, Сиенна?

– Что это такое? Посмотри на себя! Обе посмотрите на себя! Превратились в призраков, умираете от страха! До вас не доходит…

Мощный удар по почкам заставляет меня скорчиться от боли. Ни одна из нас его не услышала, мы были целиком заняты тем, что орали друг на друга. Следующий удар отбрасывает меня к одному из стеллажей у стены. Пиппа воет, и я успеваю увидеть, как мама оттаскивает ее назад, после чего получаю еще один пинок в спину.

– Остановись! Ради всего святого, остановись! – кричит мама, хотя отец не обращает на нее совершенно никакого внимания. Он не отвлекается на болтовню. Никаких тебе «Здравствуй, Сиенна», или «Могу я узнать, что тут случилось?», да даже «Я тебя уничтожу, ты, дерьма кусок». Вместо этого его пальцы вцепляются мне в волосы, и, ослепнув от ярости, он меня избивает. Руками я пытаюсь защитить лицо, и вдруг он внезапно выпрямляется, но еще прежде, чем мне удается пошевелиться, чтобы встать на колени, уже вновь нависает надо мной, хватает за футболку и выволакивает из комнаты. Я понимаю, что он задумал, еще до того, как это происходит.

– Бунтарка! Нет! – слышен визг Пиппы, мои ногти царапают стену, затем отец толкает меня с лестницы. Я жестко падаю на ступени, скатываюсь до самого конца, и не успевает даже вспыхнуть боль, как отец сгребает меня за руку, вздергивает наверх и тащит за собой через прихожую к двери.

– Отпусти ее! Ты сейчас ее… лестница…

– Захлопни свою грязную пасть, Рейчел! – Мама вздрагивает от одного лишь его злобного тона. – Что она здесь делает? Кто ее впустил?

Пиппа. О нет, после меня он примется за Пиппу. У меня все болит, голова… как будто кто-то кулаками сдавливает мне виски, но, стиснув зубы, стараюсь стряхнуть с себя это оглушающее чувство и высвободиться из железной хватки отца.

– У меня есть ключ, – севшим голосом цежу я, но он на меня даже не смотрит.

У мамы сереет лицо.

– Я, – выдавливает она, – я открыла Сиенне. Она наша дочь, она…