Спаситель

Казацкий десятник даже не взглянул на важного гостя, когда Антон показал ему подписанную Енисейским воеводой бумагу, заорал устало-охрипшим голосом зовя какого-то «Ерошку поганца». Из подмостья выбрался сонный писарь и также не глядя записал прибывших во въездную книгу, после чего указал пером на приказную избу. Филиппа она не интересовала, зато он сразу обратил внимание на внушительный новенький амбар за церковью, вход в который охранял один часовой с мушкетом.

Люди были одеты здесь совсем бедно — лапти, латанные или совсем дранные зипуны и сами они затравленно и спешно перемещались по острогу, как тараканы. Филипп огляделся — Итанцинский острог был небольшим, но удачно расположенным на случай осады — с двух сторон его очерчивали реки (которые не успел еще сковать лед) до восьми метров шириной, с крутыми обрывами и метровой грунтовой обходкой у частокола, а с третьей стороны высились скалы, голые на вершинах — словно зубья, и лесистые на крутых взгорьях, на которые и пешком не каждый заберется.

Сам острог имел трапециевидную форму с мощными дозорными башнями по углам и на воротах, внутренние мосты для сообщения между ними и отстрела в случае осады.

Место было, конечно надежное, но Филипп не собирался тут задерживаться. Он направился прямиком к воеводским хоромам и издали еще обратил внимание на какую-то старуху, стоявшую на коленях перед главным крыльцом, на которое как раз вышли двое крепких казаков, схватили ее и поволокли к острожным воротам, на полпути крикнули караульным и грубо бросили старуху в снег. Старуха все это время выла и осеняла себя крестом.

Филипп заметил, что редкие встречные из числа простых солдат и дворни стараются на них не глядеть, а если взгляды и бросали, то холодные, враждебные.

На пути к хоромам, Антон толкнул Филиппа локтем и молча показал направо — там, у северной стены размещалась двойная виселица с полноценным эшафотом. Судя по свежетесанным брусьям, построенная совсем недавно.

Часовой при входе заученно спросил кто они и по какой надобности явились. Фигура, подписанная Енисейским воеводой, не произвела на него никакого впечатления, он вертел ее в грязных руках, разглядывая тупыми коровьими глазами, хотя Филипп предположил, что он вероятно не умеет читать.

В этот момент большая кованная дверь отворилась, из нее вышел златовласый человек с белесыми усами в чистом малиновом кафтане и синих шелковых штанах в горошек и Филипп, наконец-то, убедился, что попал на свою территорию.

Человек вырвал из рук казака бумагу, пробежал по ней умными глазами и тотчас поклонился до земли.

— Доброго здравия, Филипп Андреевич! — величественно произнес он вместе с поклоном и выпрямившись лихо дал по шапке часовому, так что она улетела далеко в снег. — Кланяйся, пес! Первый гость из Енисейска прибыл!

Часовой нехотя поклонился.

Филипп смутился от такого приветствия.

Между тем человек, который оказался старшим лакеем Степаном повел их в хоромы, извиняясь на ходу:

— Прости, Филипп Андреевич, ежели б дозде известили о приезде, наздали бы тебе паче великий прием. — Степан раскрыл дверь, пропуская Филиппа с братьями в большую богатую комору с изразцовой печью, иконами на крашеных стенах и медвежьими шкурами на полу. — Абие покамест обавлю Тимофею Борисовичу.

Через минуту явился приказчик Итанцинского острога вместе с дьяком и двумя лакеями.

Это был крепкий человек в соболиной шубе нараспашку с рубленым жестоким лицом и черными висячими усами. На выпуклой груди у него покоился вершковый золотой крест на кожаном гайтане, а на каждом пальце блистал перстень. Филипп обратил внимание, что костяшки на кулаках у него были разбиты, как у боксера.

— А-а-а! — радостно закричал он во весь голос, будто увидал перед собой старого доброго друга, хотя никогда не видел Филиппа прежде. — Во-то гость великий почтил наше захолустье! Здравствуй, дорогой Филипп, рад видеть, аз коло зело многаждо наслышан! Яко поживаючи Михаил Игнатьевич да Мартемьян Захарович?

— Здравствуй. Хорошо. — Спокойно ответил Филипп, по привычке буровя нового знакомого изучающим взглядом. Пока он только понял, что приказчик пытается за нарочитой веселостью скрыть настороженность, вызванную его внезапным визитом.

— Степка! — тем временем гаркнул приказчик.

Перед ним явился тот самый златовласый лакей.

— А ну, черт, живо распорядись накрыть столы, да чтобы всего самого лучшего для первого гостя, и отправь банщиков баню растопить да за девками пошли! Ну-ка, пошел вон!

Степан поклонился и убежал.

— Прости уж, Филипп, — с фальшивой скромностью поглядел приказчик на Завадского, — кольми знали бы заранее еже прибудешь, потрудились бы тебе устроить царский прием.

— Брось, Тимофей, я здесь по делу.

Приказчик понимающе кивнул.

— Чем же обязаны, братец?

— Мне надо встретиться с местными тунгусами.

— Поводырь надобен?

— Он самый.

Приказчик деловито кивнул.

— На зимовке зде стоят недалече. Ну-ка, Бурехвост? — приказчик оборотился к стоявшему тут же дьяку в мышином кафтане.

— Калугар странь с десяток верст на севере. — Ответил дьяк.

— Сыщи поскорее добрым людям надежного поводыря.