Спасти или уничтожить

— Пока — ничем, — согласно кивнул Кольчугин. — Мне бы с ним хоть полчасика поболтать, я бы ответил. А так… Но ясно одно: в сложных условиях эта его зажатость может его совсем обездвижить, а может, наоборот, героем сделать, — ответил Артем. — Правильно я понимаю, что никто не может сказать, сам ли Чеглаков звонил или кто-то от его имени?

Нефедов снова удивился и кивнул:

— Это одно из важных обстоятельств, Артем. Обрати на это внимание.

— Уже обратил. Дальше.

— Дальше, — кивнул Нефедов и протянул ему еще одну папку. — Вот сведения о тех, кто сопровождал колонны, отправленные четырнадцатого и двадцать первого июня. Со слов Чеглакова, как ты сам читал, будто бы отправлена еще колонна из четырех машин, но о них мы ничего не знаем.

— А по первым двум?

Нефедов протянул список:

— Знакомься. Все кадры местные, но липовые.

При этих словах Нефедов поморщился, а Кольчугин вскинулся:

— Это как понимать.

Нефедов слегка обозлился:

— Мы тут не в дамском обществе, чтобы слова подбирать, — ответил он и продолжил: — Они туда направлены для усиления. Направлены, так сказать, в срочном порядке, и дела их должны были отправить туда же. Ну, то есть сначала сюда, в Москву, а уж потом — дальше. А считались они уже по месту службы и исполнения обязанностей местными. В общем, дела неполные… Да, я ведь тебе только что про это говорил!

— Ты чего злишься, Петрович? — удивился Кольчугин. — Между прочим, я туда отправляюсь с заданием и должен его выполнить. И все, что мне нужно и можно узнать тут, я узнаю тут. А там у меня времени на все про все будет с гулькин нос.

Достал сигарету — перешел на них, едва узнал о задании, — закурил и сказал тем же тоном:

— Вы меня на голодном пайке долго держать решили?

Нефедов пришлепнул ладонью по столу:

— Это мы запамятовали, конечно, но тебе сейчас много есть нельзя после лагерной пайки, — и усмехнулся.

— Вот человек! — делано возмутился Артем. — Сам же посадил и тем же попрекнул.

— Посадили тебя органы внутренних дел, — снова улыбнулся Нефедов. — Они, кстати, зря не сажают. А я — как пенсионер — ко всему этому никакого отношения не имею.

— Ла-адно, пенсионер он, — возмущенно воскликнул Кольчугин. — Бабы-то, поди, до сего времени от вас уберечься не могут.

— Дам-ка я тебе поесть, в конце концов, а то ты вовсе обнаглеешь, — поднялся Нефедов, подошел к двери и сказал кому-то невидимому:

— Чаю и бутербродов нам сооруди по-быстрому.

И от двери же — уже Артему:

— Продолжаем. Что там у нас еще есть?..

Планировалось выбросить Кольчугина ближе к отряду Петра Миронова, но он от этого отказался сразу и бесповоротно: туда надо прийти своим ходом и неожиданно, постаравшись освоиться в том районе, от которого поиск пойдет. Чтобы в отряд, к людям, прийти, зная места, обстановку, и вопросы уже задавать вполне конкретные, чтобы получать такие же конкретные ответы. От этих людей зависит многое, если не всё!

И снова Нефедов согласился, слова не сказав. Они знали обо всех операциях, которые провел Кольчугин, и, рассматривая все его отчеты в тиши кабинета, диву давались, как точно предвидел все этот человек, как тонко и дальновидно действовал, стараясь не оставлять никаких следов.

Петр Петрович понимал, что имеет дело с уникальным талантом, который переделывать бессмысленно, а переиграть невозможно.

На задание Артем отправился в легком учебном самолетике, усевшись в кресло обучаемого. Самолетик и пилота выбирал сам.

Выбрал старика, который возил туда почту и разные сугубо гражданские грузы. Долго беседовал с ним и решение принял, лишь выспросив его обо всех подробностях, включая самые мелкие. Вылетали с крохотного аэродрома, да и не аэродром это был, а простое поле, откуда вылетали «кукурузники» с разной ерундой и где среди самолетов шастали козы, собаки и иная живность.

Вылетели с таким расчетом, чтобы прибыть на место часа за полтора до рассвета, и прибыли вовремя. Пока самолет, приземлившись, бежал по длинной поляне, Артем приготовился выскочить. Потом, как и договаривались: пока самолет, разворачивался для взлета, на несколько секунд одной стороной оказался возле густого кустарника, и Кольчугин рванул туда что было сил.

Пока самолет разбегался и взлетал, Артем, маскируя шум своих шагов и треск ломающихся веток за самолетным гулом, отбежал как можно дальше. Потом сел, прислушался. Вроде никого. Предрассветная зыбь не только скрывала видимость, но и скрадывала звуки, поэтому шел тихо, ступал осторожно и прислушивался, нет ли кого поблизости, не идет ли кто следом.

В общем, до фельдшера добрался без приключений, немного испугал того своим появлением, конечно, но сразу же объяснил: ненадолго, дня на три, не больше. Все документы в порядке, возвращаюсь домой, в деревню. Дескать, уходили от войны всей семьей, но его, Артема, в Смоленске ранило. Семья ушла дальше на восток, а он у добрых людей лежал, пока не смог на ноги подняться. Понял?

Ну, а куда фельдшеру деваться…

И понял, и помог, сходив по нескольким адресам, которые Кольчугин еще из Москвы привез.

Все без толку.

1942 год, январь, Лондон