Спасти или уничтожить

— В той среде, где я привык работать, не принято проявлять инициативу, если ты не набираешь компанию для выгодного дела. Если ты ничего не имеешь на примете, то лучше не проявлять инициативу. Тебя пригласят, если сочтут нужным. Лишнее любопытство тут не приветствуется, потому что очень похоже на вынюхивание для полиции, даже если ты хорошо известен уважаемым ворам. Лучшее, что они смогут сделать для тебя, — убить быстро и безболезненно, — неприятно осклабился Шуляк.

— Зачем вы мне это говорите?

— Затем, что информация, которой со мной стали делиться в последние дни, очень похожа на наживку.

— Что это значит?

— Это значит, что если кто-то хоть пальцем шевельнет в направлении тех мест, где будто бы должно случиться то, о чем рассказали мне, то я буду первым, кого заподозрят!

— Вы говорите отвлеченно, Шуляк.

— Ничуть. Если вы на мои известия ответите повышенной активностью, то, возможно, меня сразу же вычислят, и тогда…

Пожалуй, в первый раз с момента знакомства с Шуляком Зайенгер ощутил, что перед ним профессионал высокого класса, и предпочел уточнить:

— Вы предполагаете или?..

Шуляк помолчал.

— Мне рассказали о том, что привело этих четверых сюда, рассказали почти открыто. Намеков и двусмысленностей не было, значит, расчет прост: если что-то сорвется — это дело моих рук.

— Но если вы мне ничего не сообщите, то рухнет все, что мы задумали.

Будто не обращая внимания на лейтенанта, Шуляк достал сигареты, не спеша выбрал одну и, не спросив разрешения, закурил.

— Ход моих рассуждений таков, — заговорил он рассудительно. — Вряд ли вы, лейтенант, занимаетесь делами, связанными с уголовщиной в чистом виде. Допустим, однако, что я ошибся и ваша мишень — уголовное дело.

Он глубоко затянулся и выпустил дым кольцами.

— Предположим! Но я все равно не могу представить себе, что для такой, простите, мелочи к делу был бы подключен господин Гетце.

Шуляк снова затянулся глубоко и начал пускать кольца.

— Но даже при таком допуске он не привлек бы меня.

Шуляк погасил сигарету, сел прямо и продолжил, глядя в глаза Зайенгеру:

— И даже если отмести все здравые возражения, если бы он вынужден был привлечь меня к сфере уголовной, он не вывел бы меня напрямую на вас. Это высшая степень оперативности, поймите, лейтенант.

Зайенгер был задет и ответил с вызовом:

— Вам предстоит решать, достоин ли я этого?

Шуляк улыбнулся:

— Не обижайтесь, дело обстоит несколько иначе. Этот вопрос решал не я, и он решен положительно! Подтверждение тому — мое пребывание тут. И риски, связанные с моими действиями, — рабочие риски, которые есть всюду и всегда. Дело в другом: приняв неправильное решение, я могу подвести и вас, и штурмбаннфюрера, и много кого еще.

— Не понимаю, — возразил Зайенгер. — В наших силах обеспечить вашу безопасность в любой форме и в любой степени!

— Вы оцепите место, где я встречаюсь с уголовниками? — откровенно ухмыльнулся Шуляк.

Видимо, он уже принял решение, потому что наполнил бокалы коньяком:

— Для того чтобы добиться результата, надо иногда сделать вид, что он тебе не очень-то и нужен. — И поднял бокал.

На следующее утро Зайенгер с некоторым волнением запросил сводку происшествий и увидел то, во что не хотел верить: два вооруженных грабежа и кража. Грабежи уже расследуются, кажется, есть успехи, а вот кража, скорее всего, раскрыта не будет, потому что совершена практически без каких-либо следов.

Лейтенант огорчился и едва сдержался, чтобы тотчас не приказать доставить к нему Шуляка. Едва сдержался…

Он решил, что отчитает его при первой же встрече, но ждать ее пришлось довольно долго — почти неделю.

На встречу пришел решительно-мрачным и сразу начал с упреков:

— Вы все-таки ошиблись, Шуляк, и преступления совершились! Если бы вы оказались чуть смелее, мы бы могли это предотвратить!

Шуляк смотрел на Зайенгера недоуменно, и это усиливало раздражение.

— Вы должны немедленно назвать имена тех, от кого узнали о готовящихся нападениях, и мы…

— Давайте лучше отметим наши успехи, — Шуляк взялся за бутылку. — Мне удалось узнать много нового про того, кого мы условно называем «четвертым», то есть о том, кто верховодит уголовниками.

Он поднял свой бокал и жестом предложил Зайенгеру присоединиться.

— Выпейте, лейтенант, потому что у нас есть и еще один повод порадоваться!

Шуляк разом опустошил свой бокал и начал закусывать.

Потом посмотрел на Зайенгера, все еще державшего бокал в руке.

— Зайенгер, поверьте, второй бокал вы так долго держать не станете!

Видя, что лейтенант продолжает сидеть все так же безучастно, быстро дожевал, наполнил свой бокал.

— Тост! За «пятого»!

И, увидев, как стремительно изменилось лицо Зайенгера, улыбнулся:

— Вот видите!

1942 год, февраль, Белоруссия

А Кольчугину радоваться было некогда.

«Отыскался след Тарасов», нашелся хотя бы один из тех, кто знает, где искать эти треклятые бумаги, — хорошо!

Хорошо, но мало. Очень мало!

Маштаков в таком состоянии, что идти куда-то сейчас просто не сможет. Но их с Евгенией Рязанцевой, конечно, надо срочно переправить в отряд.