В отличном настроении Марат добрался до пожилой сердитой тётеньки – таможенницы. Водрузил чемодан, набитый гостинцами, и викуловскую посылку на металлический стол. Подумал: надо же, всего три месяца не был в Союзе, а как соскучился!
– А колбасу нельзя. Есть на колбасу документы? – противным скрипучим голосом заявила тётенька. Она распахнула чемодан и рылась в его внутренностях.
Марат растерялся. Всё в СССР сейчас меняется, конечно. Перестройка там, ускорение. Но чтобы паспорта на пищу вводить – это явный перебор.
Тётя затрясла перед лицом лейтенанта сухой и твёрдой, как линия партии, палкой копчёной колбасы, купленной по случаю в гарнизонном продмаге:
– Ну так что, нет на сервелат санитарного документа? Тогда будем сжигать. А консервы можете провозить.
Тагиров, наконец, сообразил: в стране дефицит всего, пустые магазинные полки, даже сигареты кое-где по талонам. Колбаса и тушенка – практически валюта в этом заштатном Иркутске. Подавил ухмылку, заявил:
– Сжигайте. В моём присутствии. А то знаете, как бывает, – врут, что сожгли, а сами тащат колбасу домой и детей ею, непроверенной, травят.
Таможенница что-то злобно прошипела, бросила жёсткую палку в покоцанный чемодан, грохнула крышкой. Ткнула пальцем в картонную коробку:
– А тут что?
Блин, действительно, а что там? Вдруг Серёга какую-нибудь контрабанду подсунул? Ведь и не оправдаешься, что чужое, – посылки перевозить запрещено. Марат, стараясь не показывать волнения, пожал плечами:
– Так, по службе.
– Откройте.
– Вам надо – вы и открывайте.
Тётка достала откуда-то снизу огромные ножницы, вспорола шпагат. Рванула картон, заглянула внутрь. Подняла удивлённые глаза, проскрипела:
– Как это понимать?!
– Чего-то мы с тобой не докопали, прокуратура. Не думаю, что можно дело с батальоном РАВ считать оконченным, – озабоченно сказал контрразведчик Мулин Пименову.
– Почему так считаешь?
– Ну вот, смотри. Во-первых, похищенные боеприпасы и автоматы где? Неясно. Во-вторых…
– Подожди, – перебил прокурор, – может быть, прапорщик их просто припрятал где-то. Плохо искали.
– Во-вторых, – с нажимом повторил особист, – откуда у него при задержании загранпаспорт оказался? Они хранятся в штабе, в несгораемом шкафу. Кто-то помог? Есть сообщники в управлении батальона?
– Ну мало ли, – пожал плечами майор, – тот сейф можно ногтем открыть.
Капитан едко заметил:
– Если бы ты нормально самоубийство сержанта Ханина расследовал, то ещё тогда можно было все последствия предотвратить. Легко купился. Элементарную графологическую экспертизу даже не провёл, посмертную записку не проверил.
– Слушай, не умничай, а? – Майор Пименов завелся, вскочил из-за стола. – Это только так громко называется – «прокуратура гарнизона». Смех! Прекрасно знаешь, что вся прокуратура – это я один. Ни следователей, ни помощников, одни внештатные дознаватели по войсковым частям, а с них какой спрос? У меня всё оборудование – карандаш да мозги. А ближайший эксперт-графолог – в Союзе. Ты ещё предложи отпечатки пальцев снять с чего-нибудь, блин!
– Ладно, ладно, не заводись.
– А ты не заводи, умник. Я третий год прошу оборудование для фотолаборатории прислать, реакции – ноль. Вместо квалифицированного патологоанатома – сильно пьющий хирург из госпиталя. Тьфу!
Особист примирительно заметил:
– Ну, раньше и расследовать особо нечего было. Дедовщина да пара самоубийц в год. Это с сентября какая-то хрень началась.
– Ты, Мулин, лучше скажи: с монголами-то что? Будут помогать как-то?
Капитан отрицательно помотал головой:
– Теперь вряд ли. Наш командующий армией в Улан-Баторе, в монгольском МВД скандал закатил, что они Вязьмина угробили, не дали расследование провести. Обиделись они.
Пименов вздохнул и промолвил:
– Такое впечатление, что советско-монгольской дружбе приходит неотвратимый трындец. Помяни моё слово – попросят скоро они нас на выход.
– Что это такое у вас? – Вид у таможенницы был такой, будто она обнаружила в обычной картонной коробке как минимум половину золота из могилы Чингисхана.
Марат нагнулся, посмотрел. С облегчением выдохнул:
– Не видите, что ли? Обычные электронные платы, перепаянные. Я же говорю – по служебным делам нужны.
– Забирайте, – зло сказала тётка и крикнула: – Следующий!
Марат схватил коробку подмышку, чемодан, быстро вышел на улицу. Интересно, на фига Серёга в Союз отправляет старые платы? Тараканов у него в башке хватает, конечно.
– Нет билетов на Ленинград. Только на послезавтра. Оформлять?
Кассирша, как с картинки из журнала «Крокодил»: перекисью водорода крашенная, золотом в ушах и на пальцах бренчит, губы – красные подушки. Когда-то была ничего, да и сейчас назвать можно привлекательной, если бы не злость и усталость от бестолковых пассажиров.
Марат нагнулся к окошку, придал голосу бархата:
– Мадаммм! Вы же поможете изнурённому защитнику Отечества, долго лишённому женской ласки, добраться как можно быстрее до города трёх революций? – и сунул в щель сложенное пополам воинское требование на билет, а внутри – червончик.
Билетная богиня хмыкнула, пошелестела бумажками. Сообщила: