Спасти космонавта

Двигатель не стал глушить. Вылез из газика, хмуро выслушал русского офицера. Забрал у него рапорт, заднюю дверцу распахнул, помог инвалиду в машину забраться (советским в голову не пришло помочь). Собирался уже уезжать – кто-то деликатно тронул за рукав:

– Товарищ! Вы монгольский милиционер Доржи?

Оглянулся – стоит женщина. Вроде нестарая, но лицо некрасивое, измученное. Как из сырого теста лицо. Сама толстая, неловкая. И – горем от неё пахнет.

– Вам чего нужно? – раздражённо спросил. – Я капитан Доржи.

– Насчет прапорщика Вязьмина хочу спросить, – сказала женщина. Помолчала, через силу продолжила: – Вернее, его могилы. Где он похоронен?

– А вы ему кто, жена? – поинтересовался милиционер. Удивился про себя: никаких запросов по поводу места захоронения или просьб о выдаче тела не поступало, этой что тогда нужно?

– Я. Да. Как бы. Гражданская жена. – Женщина говорила с трудом, будто выдавливая слова, – меня зовут Галя.

– Сожительница, короче, – зло сказал Доржи. – Извините, но могу отвечать только на запросы ваших официальных представителей.

Женщина внезапно завыла – сухо, без слёз, и от этого ещё страшнее. Тяжело рухнула на колени, обхватила ноги Доржи:

– Где он? Где мой Петенька родненький? Хоть могилку его покажите, поплачу на могилке!

Растерянный капитан отлепил женщину, поднял. Прикрикнул:

– А ну, прекратите мне тут! – посмотрел на советских у КПП: те глядели на происходящее с интересом, брезгливо улыбаясь. Распахнул переднюю дверцу. – Садитесь, отвезу в наше отделение. Там решим, что с вами делать.

Вполуха слушая благодарности, развернулся и поехал в Сумбэр. Галина сбивчиво рассказывала про заблудившегося своего Петю, про то, что ему одному пришлось отвечать за всё, а начальники опять чистенькими остались. И ещё монгол этот, змей-искуситель…

– Чего-чего? Какой монгол? – спросил Доржи.

– Не знаю я. Какой-то монгол из Сумбэра, – всхлипнула Галя, – с ним Петя торговал.

– Спекулировал, – уточнил капитан, – причём не только контрабандой, но и оружием. А какие начальники чистенькими остались?

Галя заплакала тихо, в мятый платок. Потом прошептала:

– Петя не рассказывал. Один раз только, когда пьяный был. Какой-то офицер. Он его ещё как-то называл, непонятно. Кажется, жэдэ.

– Жэдэ? – удивился Доржи. – Вязьмин разве имел какое-то отношение к железной дороге?

– Я же говорю, непонятно мне. Ничего толком не знаю. – Галина помолчала, потом спросила с надеждой и тоской: – Вы мне могилку покажете?

Вот ведь пристала, подумал капитан. Что, правду ей сказать? Как тело Вязьмина после вскрытия и отсутствия запроса с советской стороны подхоронили в общую яму, куда сваливают умерших в тюрьме. Без гробов и табличек.

Пожалуй, не поймёт несчастная женщина такого положения вещей. Русские по-другому к покойникам относятся – гораздо сложнее, чем монголы. Степняки считают туловище всего лишь временным вместилищем для бессмертной души. Раньше вообще трупы в пустыне бросали – чтобы их съели дикие звери и склевали птицы, в которых, возможно, душа и переселится.

Сзади вдруг подал голос Хамба:

– Бхогта-лама был мудр и милосерден. Или будет ещё. Если родится.

Доржи обернулся к калеке:

– Ты мне зубы не заговаривай, я тебя всё равно на десять суток запру. Доиграешься, что настоящий срок отгребешь, разорвись твоя селезёнка. К чему вспомнил про ламу?

– Так это, – заискивающе улыбнулся Хамба, – мимо камня проезжаем, вот и вспомнил.

Точно! Мысль, как успокоить женщину, пронеслась метеором. Доржи резко свернул с дороги, проехал пятьдесят метров, остановился. Кивнул Галине:

– Выходи. Приехали к твоей могилке. Тут машина не проедет, пешком надо.

Вскарабкались на холм. Хамба стоял внизу, у газика, смотрел из-под ладони: хромому забраться было бы трудно.

Капитан показал на каменную плиту, украшенную вязью уйгурских букв.

– Вот, Галина. Под этим памятником могила, и Петя твой тут лежит.

Галя охнула, упала на колени. Тихонько завыла, прикрывая рот.

Доржи погладил пальцами похожую на сплетенных в любовном танце змей древнюю надпись. Давным-давно стояла плита внутри ламаистского монастыря. По легенде, надпись вытесал молодой монах, услышавший откровение Бхогта-ламы. Потом большевики монастырь сожгли, лам перестреляли. Араты на пепелище только эту каменную плиту нашли – остальное погибло в огне. Рискуя жизнью, перетащили сюда, на вершине невысокого холма спрятали от начальников.

Прочитал про себя:

«Видел я полёт царственного орла, презирающего всё земное.

Наблюдал я нашествие саранчи, пожирающей всё живое.

Любовался я игрой солнца на прозрачных крылышках стрекозы, радующей сердце.

Все они исчезли, не оставив ни в небе, ни на земле следа.

Только лишь в моей памяти…»

Сказал Галине:

– Я у машины подожду. У тебя десять минут.