Спасти космонавта

Запах был одуряющий и очень заманчивый, но опытная Бурька не стала торопиться. Обнюхала полбуханки хлеба, обильно усыпанной белым порошком. Что-то было не так: восхитительный аромат еды содержал какую-то еле слышную, но опасную нотку. Бурька чихнула, осторожно обошла отравленную приманку и начала карабкаться по ржавой стенке мусорного бака. Спрыгнула вниз, зашуршала грязными газетами, выедая селёдочные пятна. Попробовала на вкус упаковку из-под шоколада: алюминиевая фольга оглушительно загремела в ночной тишине. Бурька испугалась, замерла. Потом ткнулась острой мордочкой в пустую банку из-под шпрот. Вылизала остатки масла, проглотила чудом сохранившийся кусочек золотистой рыбьей шкурки. На миг в крысином воображении возникла непонятная картина: чудовищная по размеру синяя лужа до горизонта, с волнующейся, беспокойной поверхностью. А над ней – туго наполненная ветром огромная тряпка цвета молодой травы.

Помотала головой, отгоняя наваждение. Проникла глубже в контейнер и наконец-то обнаружила настоящий клад – завернутые в бумагу куриные косточки. Жадно набросилась на еду.

Теперь можно было не беспокоиться за детей. Молоко для них будет.

* * *

Генеральный секретарь хмуро оглядел собравшихся. Председатель КГБ Крючков сидел прямо, сложив руки на кожаной папке, похожий на зануду-отличника. Шеварднадзе, яростно жестикулируя, что-то шептал на ухо Яковлеву. Министр обороны Язов демонстративно устроился подальше от этой парочки, у окна. Глядел на заметавший Москву снег, думал о чём-то. Может, вспоминал, как в декабре 1944-го в такую же метель поднимал хриплым матом в атаку свою стрелковую роту, когда добивали немца в Курляндии.

Горбачёв постучал карандашом, прокашлялся и начал совещание:

– Так сказать, товарищи, начнём. Здесь совсем ограниченный круг, по-свойски обсудим, так сказать. Без протоколов. Считайте, заседание малого Политбюро. Что будете сказать, Эдуард Амвросиевич?

Министр иностранных дел вскинулся, быстро заговорил. Как всегда, когда он волновался, стал сильнее грузинский акцент.

– Да, я буду ска… Я скажу! Мы, товарищи, несём ответственность перед партией, перед всей страной! Страной Советов! И должны быть едины, – он сжал волосатые пальцы в кулак, потряс им. – Вот как едины! Столько усилий сейчас предпринимается, чтобы изменить старый, неверный образ Советского Союза. Пугающий, прямо говорю, образ для мирового сообщества! Проводим разрядку напряжённости, недавно вот договор подписали с ФРГ. И что же наши военные товарищи, а? Опять гадят. В Монголии подняли по тревоге тридцать девятую армию, устроили учения. Я сейчас не про то, сколько они топлива сожгли, хотя скоро посевная, каждый литр бензина на счету. А про то, что очень напугали соседей! Звонили мне из Пекина, возмущались китайские товарищи…

Язов грохнул кулаком, перебил:

– Да кому они тут товарищи? Если только тебе, Эдик… не буду рифмовать. Китай – потенциальный противник! Пусть не расслабляются и знают: если что – получат по сопатке.

Шеварднадзе покраснел от злости, развёл руками, апеллируя к генсеку:

– Вы это видели, Михаил Сергеевич? Вся разрядка – псу в дупло.

– Под хвост, так сказать, – поправил Горбачёв, – если псу, то надо говорить «под хвост».

– Да ему везде дупла мерещатся, менту недоделанному, – хохотнул министр обороны.

Шеварднадзе закипел, как забытый чайник, – сейчас крышку паром в потолок шарахнет. Терпеть не мог, когда ему напоминали о годах в должности министра внутренних дел Грузии.

– Ну знаете, Дмитрий Тимофеевич, ваше хамство ни в какие ворота не пролезет!

Язов довольно кивнул:

– Да уж, у меня хамство знатное. Не то, что у тебя.

– А-а-ыть! – Эдуард Амвросиевич задохнулся. Схватил графин, начал наливать воду в гранёный стакан. Руки дрожали. Вмешался Яковлев, мягко сказал:

– Дмитрий Тимофеевич, ты и вправду того… Переборщил. А монголы и китайцы действительно волнуются.

– Да по фиг, пусть волнуются. У девок всегда так, боятся без целки остаться, хы-хы!

Тут не выдержал Крючков, завизжал:

– Прекратите, товарищ генерал армии! Здесь вам не казарма!

– Точно, не казарма, – вздохнул Язов. – А жаль. Попадитесь вы мне в армии – я бы вас всех научил Родину любить. Валенком по хребту.

Растерянный Яковлев, постный Крючков, багровый Шеварднадзе со стаканом в трясущейся руке умоляюще смотрели на Горбачёва. Михаил Сергеевич достал из кармана вышитый супругой платочек, промокнул красное пятно на лысой голове. Заговорил:

– Так сказать, вот что решим. Тогда когда партия сражается за повышение международного авторитета СССР, надо быть осторожнее, товарищ Язов. Есть такая мысль, что будем договариваться с китайцами и сокращать военное присутствие на Востоке. Ни они против нас не собираются, ни мы против них, в конце концов, соседи, и давайте из-за этого отношения, в конце концов.

Все молча переглянулись. Понять словесную конструкцию генсека оказалось не под силу, инициативу взял на себя Яковлев: