– И поэтому, Дмитрий Тимофеевич, необходимо предельно уменьшить активность армии на китайской границе. Будем с соседями по-хорошему договариваться. Никаких опрометчивых действий без одобрения Политбюро не предпринимать. Я правильно вас понял, Михаил Сергеевич?
Горбачев покрутил в воздухе рукой, кивнул:
– Всё верно, так сказать. Мы сейчас тем более что должны быть едины, идти с ещё большим забралом! Особенно учитывая мартовские выборы на Съезд народных депутатов и попытки некоторых товарищей противопоставить себя партии.
Все поняли – на Ельцина намекает, который выдвинул свою кандидатуру по Московскому округу. Глубоко заноза в сердце засела у Михаила Сергеевича. Ох, глубоко!
Язов обозлился, сплюнул под ноги. Встал, пошёл вон, не прощаясь. Уже выходя из кабинета, пробурчал негромко, но все расслышали:
– А чего – «некоторые товарищи»? Победит Борька на выборах, как пить дать.
Оставшиеся испуганно поглядели на враз помрачневшего Горбачёва. Начали наперебой успокаивать: мол, ерунда это, никто за Ельцина голосовать не будет!
Михаил Сергеевич смотрел на странно заострившиеся, посеревшие лица соратников и тоскливо думал: «Сейчас задницу лижут, а чуть ослабею – съедят. Сожрут меня с потрохами, крысы».
Все последние дни Марат ходил, как блаженный – не слышал товарищей и командиров, переспрашивал по нескольку раз. Улыбался не к месту. Викулов, только что вернувшийся из свадебного отпуска, тоже пребывал в счастливой прострации, из-за чего план ремонтных работ его взвода трещал по всем швам. Серёга терял чертежи, забывал выключать паяльник, едва не устроив пожар.
Подполковник Морозов, щеголявший новыми погонами, глядя на эту парочку, плевался:
– Вот наказание, а! Не лейтенанты, а день открытых дверей в дурдоме. То за Наполеона воюют, то под юродивых косят.
На совещании друзья сели за последним столом, рядом с Димкой Быкадоровым из бронетанкового батальона. Викулов вытащил тетрадку, начал кропать письмо любимой жене Танечке. Грыз ручку, мечтательно закатывал глаза, каждые полминуты снимал и протирал очки.
Пока начальник базы нудно подводил итоги учений, бубня по бумажке цифры и номера подразделений, Быкадоров вполголоса травил очередную байку, на этот раз из училищной жизни:
– У нас на потоке, в соседней роте, «крысу» поймали. Прикинь, Марат: у своих же однокурсников из тумбочек тырил ерунду всякую: магнитофонные кассеты, перочинные ножи. Даже мелочь из карманов!
Тагиров осуждающе покачал головой, заметил:
– Вот скотина! Пришибли его?
Для «крыс», ворующих последнее у товарищей, что в армии, что в тюрьме судьба простая: «тёмная», презрение и ежедневные унижения до конца срока (службы или заключения – без разницы). Часто бывает – «крыса» не выдерживает, вешается. Нет более позорного преступления, даже стукачам меньше достаётся.
– Да хотели с балкона скинуть, но офицеры вмешались, отбили. А у этого гада отец оказался крутой, полковник из штаба округа. Их ротный папаше позвонил, говорит: так, мол, и так, загваздался ваш сынок по полной, лучше пусть сам рапорт пишет и добровольно валит из училища, а то до выпуска не доживёт. Полковник примчался, с начальством договорился как-то. И переводят к нам этого кадра в роту. Нас командир предупредил: никаких синяков. Если признают воришку пострадавшим, то вообще никогда из училища убрать не смогут, дотянет до диплома. Делайте, мол, что хотите – презирайте, бойкот объявляйте. Но бить нельзя.
– И что же вы, терпели этого хмыря до выпуска? – сочувственно спросил Тагиров.
– Хрен там! – торжествующе сообщил Дима. – Он приходит, здоровается – все, конечно, ноль внимания, будто нет его. В столовую пошли – вытолкали его из строя, ни слова не говоря. Рота марширует, а сзади это чмо бредёт, в пяти метрах. Ужинать расселись – ему отдельный стол, без соседей. А самое весёлое после отбоя началось. Он на свою койку лёг – мы её молча подняли и вынесли в туалет. И так каждую ночь относили. Мол, дерьмо – к дерьму. Он быстро скис, на третий день сам рапорт написал, ушёл из училища.
– Молодцы! Славная история, – похвалил Тагиров, – справедливость должна быть в жизни.
– Если бы оно так, – вздохнул Быкадоров, – через год этот петух в другое военно-инженерное училище поступил, на первый курс. Папашка всё ему организовал. Так что закончил, хоть и позже нас. Где-то сейчас ходит, позорит офицерские погоны. Кто-то из наших ребят слышал, что он уже лейтенантом жену у сослуживца увёл. «Крыса» – она по жизни и есть «крыса».
Марат внезапно помрачнел, никак не стал комментировать последние слова.
Начальник базы наконец закончил нудный доклад. Сообщил:
– Вообще-то, товарищи офицеры, мы ждём командующего армией и его заместителя по вооружению, они сейчас в соседней части, итоги учений подводят с точки зрения высшего командования. Должны быть минут через пятнадцать. Пока вот Николая Александровича послушаем.
Сундуков на этот раз был удивительно краток: