– Я, да. Сейчас. Конкретно, от так от, – заторопился Сундуков, – я о чём хочу сказать? Восемь разведывательно-диверсионных групп «южных» неделю по тылам «северных» шлындали. Творили, что хотели. Начальника штаба полка у пехотинцев украли, сколько техники поугоняли. Да. Все и так ведь знают, правда, товарищи? А Тагиров что? А он оборону пункта организовал, да! Охрану и наблюдение, как положено. Потому и обнаружили, от так от. И все меры, какие имел, принял. Значит, для задержания диверсантов условного противника. И задержал! Любой ценой, от так от. Ну, разбил машину. Так ведь действовал, как на войне. Кто-то ещё разведчиков смог нейтрализовать, а? Хрен там… то есть, извиняюсь, никак нет. Поэтому, товарищ командующий, я вас прошу. И даже настаиваю, как коммунист коммунисту. Разобраться! От так от.
Сундуков закончил. Тагиров видел, как у полковника дрожит рука, вытирающая вспотевший лоб.
Командарм с интересом смотрел на Дундука. Тихо сказал:
– Вы не представились. Полковник?…
– Полковник Сундуков, заместитель начальника базы по политической части.
– Сундуков, значит. Мы с вами раньше встречались? Служили вместе?
– Так точно, товарищ командующий. Вы командовали мостострелковой ротой в 199-м полку, а я лейтенантом служил в ремонтной роте. Познакомились во время боёв с китайцами, на острове Даманский, в шестьдесят девятом. Вы на бронетранспортёре кувыркнулись в кювет, я вас вытаскивал. Ещё морду мне набить хотели, что медленно работаем.
– Точно! – Полковников заулыбался. – Вспомнил. «Сейчас тросиком подтянем, товарищ капитан, от так от».
Командующий так похоже передразнил Дундука, что народ начал хихикать. Николай Александрович тоже улыбался, счастливый.
– Значит, так. – Командарм посерьёзнел, остальные сразу подтянулись вслед за ним. – Первое. Я, естественно, знал о нейтрализации группы спецназа ремонтниками, но чья именно это заслуга, мне до сих пор не доложили. Это вам упрёк, товарищ генерал.
Полковников строго посмотрел на заместителя по вооружению.
– Второе. Повреждения машины ЗИЛ будем считать естественными издержками. Учения проводились в максимально приближенных к боевым условиям, так что ничего страшного не случилось. И третье. – Командарм выдержал паузу. – За высокую боевую выучку, решительность и находчивость объявляю лейтенанту Тагирову благодарность.
Замолчал, ожидая. Марат растерянно хлопал глазами. Быкадоров ткнул его в бок, прошипел: «Ну ты чё, тормоз?!»
Тагиров проглотил комок, просипел:
– Служу Советскому Союзу!
– Спасибо, Николай Александрович! Вы меня спасли. В самом буквальном смысле.
Тагиров дождался, когда отцы-командиры проводят генералов до чёрной «Волги», и перехватил Сундукова у штабного крыльца.
Полковник похлопал Марата по погону:
– Не журысь, так сказать, своих не бросаем.
– И это, хотел попросить извинения, – Тагиров замялся на миг, – простите меня. За то, что обижался на вас. Ну, в начале службы.
– Это нормально, – спокойно сказал Сундуков. – Я знаешь, как на своего первого мастера на заводе злился? Всё ему, зануде, не нравилось. То стружки много, то масла мало. То рабочее место в грязи. Даже, так сказать, бомбочку сделал сам, из охотничьего пороха, патроны у родного дядьки стибрил. Хотел мастеру в окно подкинуть. Пацаны из заводской общаги отговорили. Сядешь, мол.
Марат с удивлением наблюдал, как воспоминания изменили Дундука. Он будто вдохновился. Глядел куда-то вдаль, улыбался.
– Я сам из Читинской области. У нас там каждый или сидел, или сидит, или будет сидеть, хы-хы. Батька мой того. На зоне сгинул. Ну, я стерпелся как-то с мастером. Через год уже был токарем четвёртого разряда. А когда в армию призывали, мастер на проводы пришёл, коньяк принёс. Потом выпил, всплакнул даже. Хороший ты, грит, парень, Колян. Упрямый. Возвращайся, грит, на завод после срочной. А я не вернулся, в военное училище поступил. Там тяжело было, конечно. Не, уставы, тактика, стрельба – с этим-то тип-топ. А как литература или марксистско-ленинская философия – так хоть вешайся, хы-хы.
Поражённый Тагиров слушал, не дыша, эти несложные откровения. Дундук на глазах превращался из деревянного робота в человека – пусть грубого и несуразного, но живого.
– Я ж понимаю, что говорю не всегда грамотно. Так откудова взяться той грамоте? Восемь классов еле-еле, да «путяга». И жена на меня, Ольга Андреевна, всё ругается. Книжки разные подсовывает, чтобы, мол, развивался. Разные мы с ней очень, конечно, – Сундуков вздохнул. – Она замужем была за Игорьком, лейтенантом из нашего батальона. На тебя похож – чернявый, худой. Стишки писал. Я в этой вашей поезии (Дундук так и сказал – через букву «е») ни хрена не понимаю, но Игорь в окружной газете печатался, хвалили его. Только недолго у них нормально было. Эх!
Полковник махнул рукой, помрачнел.