Замученная мамаша еле дождалась, когда крысята уснут, и пробралась привычным путём на улицу. Притихла, осматриваясь.
Полная луна освещала спящий гарнизон, заставляла сиять ледяные наросты на плохо утеплённых окнах. Где-то прогрохотал сапогами патруль, и снова наступила тишина.
Бурька проскользнула к мусорному баку. Вскарабкалась по стенке, спрыгнула внутрь. Зашуршала бумагой, принюхиваясь.
Оглушительно заскрипела пружиной дверь подъезда и бабахнула, как пушка, захлопнувшись. Крыса замерла.
Шаги приближались к контейнеру. Чья-то тень закрыла квадрат лунного неба, опустила свёрток в мусор – Бурька едва успела отскочить, спрятаться в углу. Слушала, как удаляются шаги. Человек остановился у входа в подъезд. Молча стоял, оглядываясь – нет ли свидетелей.
Прошуршали торопливые шаги по лестнице, вновь заскрипела пружина – женщина вслед за первым человеком открыла дверь на улицу. Что-то горячо зашептала, всхлипывая, умоляя.
– Заткнись, дура. Решили – так решили, – зло проговорил первый. Затолкал женщину внутрь, осторожно прикрыл дверь. Звук пощёчины, сдавленный плач.
Ушли.
Крыса выждала полчаса. Осторожно выбралась из затенённого угла, приблизилась к свертку. Взобралась на него, блестя бусинками глаз. Покрутила мордочкой – и остановилась, поражённая.
От свёртка пахло молоком и детёнышем. Этот знакомый запах остывал, истончался. И его замещала жуткая вонь смерти.
Бурьку вдруг охватило чудовищное предчувствие потери. Не помня себя, она рванулась, в секунды проскочила в подвал, добежала до гнезда. Обнюхала спящих детей, успокаиваясь. Прикорнула рядом и задремала – голодная, но счастливая.
Хамба-хромой в конце концов доковылял до дырки в гарнизонном заборе. Ночной путь через степь оказался долгим. Яркая луна освещала ровные участки, но совершенно зачерняла ямы и впадины, и нельзя было понять, насколько они глубоки и опасны для калеки. Монгол аккуратно их обходил, и от этого дорога показалась длиннее раза в полтора.
Замерзший и уставший, Хамба долго не мог отдышаться. Наконец решился, и на четвереньках прополз внутрь.
После того как капитан Доржи засадил его на десять суток, приходилось быть осторожным. Ночной поход не позволял заработать на пустых бутылках, зато оставлял шансы найти что-нибудь ценное на помойке и не попасться при этом патрулю. Военные – тоже люди, должны хоть немного спать по ночам, верно?
Хромого ждало жестокое разочарование: ни в контейнерах, ни рядом с ними ничего не удалось найти, кроме пары старых ботинок. Обувь была ещё ничего, крепкая, но совершенно негодная на продажу старьёвщику: монголов с сорок пятым размером ноги не существует в природе…
Вздыхая, добрёл до последнего ржавого бака. Кряхтя, перегнулся через борт, вгляделся слезящимися глазами. И обомлел.
На куче вонючего мусора лежала завернутая в светлую тряпку очаровательная кукла младенца с нежным, из белого фарфора, личиком. Хамба осторожно взял находку, вытащил из контейнера. Такая вещь должна стоить очень дорого! У этих кукол открываются глаза, когда поднимешь вертикально, да и звуки при этом они издают забавные. Калеку кольнула обида: его доченька, Гоёцэцэг, достойна такой игрушки больше всех детей на свете. А придётся продать, чтобы купить еды.
Хамба присел на бордюр. Положил свёрток на колени, начал аккуратно разворачивать. Присвистнул от удивления и тут же испуганно замер: не услышал ли кто?
Всё было тихо. Хамба перевел дух и присмотрелся: на шее куклы действительно висела цепочка из светлого металла со странным украшением: две палочки, соединённые серединами под прямым углом. Торопясь, дёрнул, разорвал тонкий металл, поднёс к глазам. Неужели серебро? Всё-таки русские непостижимы в своём расточительстве – выбрасывают новые игрушки, да ещё и с драгоценностями в придачу!
Хамба кривыми замерзшими пальцами продолжил разворачивать ткань, предвкушая новые приятные сюрпризы. Замер. Ужас схватил за горло, задавил крик.
Отбросил кошмарный свёрток, схватил палку и поковылял прочь, подвывая от страха.
Невыспавшийся прокурор Пименов зевал, прикрывая рот. Комендант поднял его в пять утра, и уже два часа не было возможности ни присесть, ни выпить хотя бы чашку чая. Только сейчас майор добрался до своего кабинета и собрал всех, причастных к делу.
– Давай, Тагиров, по порядку ещё раз. С чего всё началось?
– Значит, так. – Марат устало прикрыл глаза, вспоминая. – В четыре тридцать утра гарнизонный патруль при обходе территории военного городка возле дома офицерского состава номер три обнаружил подозрительный предмет. Там ещё помойка рядом. Начальник патруля с одним патрульным остался на месте, второй патрульный вызвал помощника дежурного по комендатуре, то есть меня. Предмет оказался свёртком из белой ткани. Проще говоря – наволочка. Внутри…
Марат запнулся. Перевёл дух, продолжил:
– Внутри труп младенца, девочки. Вернее, тогда я ещё не знал, что девочка мёртвая. Взял её, побежал в гарнизонный госпиталь, вызвал дежурного врача. Ну, он уже её осмотрел и сказал… Вот. Я из госпиталя позвонил, доложил дежурному по комендатуре. Тот уже разбудил коменданта. Всё.