Спецназ Берии. Первый бой

– Ты из себя дурака-то не строй. За невыполнение приказа командира – вплоть до высшей меры!

– Да я его вперёд застрелю! – в горячке выпалил Кузнечик.

– Что? Что вы сказали, товарищ боец? – Сорокин изменился в лице. – А ну, встать!

Кузнецов вскочил:

– Виноват, товарищ лейтенант! Вырвалось.

– Слово не воробей, товарищ боец. – Подумав, Сорокин добавил: – Я отстраняю вас от занятий. Приказываю вам доложить о данном инциденте и моём решении командиру отряда. Повторите.

– Есть доложить командиру отряда! – отчеканил Кузнецов. Но тут же, снизив голос, умоляюще попросил: – А может, не надо, товарищ лейтенант. Я просто погорячился… Я исправлюсь.

– А ну отставить разговорчики! Вы забыли, где находитесь? Кругом! Выполнять! Занятие окончено! – сказал он остальным, когда Кузнецов покинул палатку. – Кнопов, командуйте построение!

Пару дней после этого Ануфриев ещё встречал Кузнечика в столовой, а потом тот пропал, и никто не мог ответить куда. Несомненно, его исчезновение стало следствием инцидента на занятиях.

Нет, не место таким на передовой и в тылу – предаст в самую трудную минуту. А в бою важна взаимовыручка. «Сам погибай, а товарища выручай!» – это незыблемое правило не уставали втолковывать инструкторы. Ещё с суворовских времён оно доказало не только свою живучесть, но и абсолютную неоспоримость. Да и воевать как-то легче, когда знаешь, что в случае чего тебя не бросят, не оставят один на один с твоей бедой. В будущем Евгению не раз предстояло в этом убедиться.

Едва ли не самое пристальное внимание уделялось минно-подрывному делу. На теоретических занятиях Евгений был предельно внимателен. Рядом по записным книжкам шуршали карандашами его товарищи, а он вслушивался и впитывал: нормы расхода тола, конструкция взрывателя, тактико-технические данные мин – всё это было ценно и требовало вдумчивого отношения. Он понимал, что небольшие, похожие на куски мыла толовые шашки, в которых скрыта огромная энергия, различные системы детонаторов и взрывателей станут впоследствии их главным оружием. А умение производить расчёты будет залогом успеха при осуществлении диверсионной деятельности.

В военном лагере Осоавиахима рядом со стрельбищем было оборудовано тактическое поле с установленными на нём фрагментами железнодорожного полотна со стрелками, фермами мостов и переездами. Омсбоновцев обучали вязать и закладывать мины и фугасы, производить разминирование. В ночное время тренировки проводились непосредственно на железнодорожных путях Ярославской железной дороги – в обстановке, максимально приближенной к реальной.

Но минирование и разминирование – это только полдела. Не произведя взрыва, невозможно почувствовать себя настоящим подрывником. Евгению понадобилось немало времени, чтобы появилась уверенность и пропала боязнь перед этим смертоносным оружием. Только полностью осуществив закладку тола, умело замаскировав его и в конце концов подорвав «объект» с помощью бикфордова шнура или подрывной машинки ПМ-2, он ощутил себя готовым к настоящим испытаниям.

Практически каждый вечер в расположении бригады объявлялась воздушная тревога. По этому сигналу личный состав был обязан занимать места в специально вырытых для этого так называемых щелях, то есть небольших окопах. Они появились сразу после первого массированного налёта вражеской авиации на Москву. Но служили щели не только для защиты от бомбоударов, а ещё и для тренировок по уничтожению танков. Железная махина, грозно лязгая гусеницами, переезжала через окоп прямо над головами сидящих в нём людей. Вдогонку танку, имитируя броски гранат и бутылок с горючей жидкостью, летели деревянные болванки. Так вдали от фронта бойцы учились тому, что потребуется выполнять на войне.

Но всё-таки главное предназначение щелей состояло именно в защите от вражеских авианалётов, хотя при объявлении сигнала «воздушная тревога» было непонятно, учебная она или боевая.

Конечно, сидеть молча в щели, особенно во время тренировки, желания ни у кого не было. И в этом плане самой шумной считалась рота старшего лейтенанта Мальцева. Из их первой от барака щели всегда слышались какие-то споры, а чаще всего песни. А всё потому, что в роте Мальцева было много ифлийцев, которые любили порассуждать. Их также называли философами, что было недалеко от истины.

– Из ифлийцев, пожалуй, труднее всего будет воспитать исполнительных и расчётливых бойцов, – говорил военврач Давыдов.

– Но почему же? – возражал ему политрук Михаил Егорцев. – Они просто более эмоциональны, а геройства у них хоть отбавляй.

Время расставило всё по местам. И, пожалуй, Егорцев оказался ближе к истине.

Но если на территорию учебно-тренировочного лагеря попадали в основном залётные бомбы, то юго-западную окраину Мытищ бомбардировщики утюжили с особой тщательностью. После каждой атаки немецкой авиации зарево от горящих строений поднималось на десятки метров. Но этот факт, напротив, только радовал всех, кто был посвящён в детали происходящего. Во время таких бомбёжек от военных да и от местных жителей порой можно было услышать ехидное: