– Два носа расквасить – это тебе не два человека бензином облить и спалить. К тому же эти украинские морпехи за стволы хватались. А другие, говорят, в схроне за забором оружие и боеприпасы прятали. Теракт готовили. Хорошо, что их вовремя взяли. Большая кровь могла быть. Как и в той части, где БТР ворота выломали. Так что нашим спецназовцам в ноги кланяться надо, а не оккупантами обзывать! Мы еще им памятник обязаны поставить!
Но Тарасюк не сдавался:
– У тебя, Федор, своя правда, а у меня своя.
– Правда – она в крымских бюллетенях на референдуме вся и была! Почти 97 процентов – за возвращение в Россию! Вот где вся правда – с большинством народа. А чего хочет народ, того хочет Бог! Значит, он с нами… С Крымом, с Россией!
– Прямо 97 процентов! – ехидно отозвался Тарасюк, – Это приписки! Откуда взялись 97 процентов, если крымские татары говорят, что вообще не голосовали!
– Это ложь! – крикнул смуглый человек в серой кепке, и стал протискиваться из толпы туда, где стояли Сарматов и Тарасюк, – Вот я из Бахчисарая, татарин. Моя сестра во время референдума была председателем комиссии на участке. Так вот. По нашим квартирам еще за неделю до референдума ходили люди Джемилева и уговаривали не участвовать в референдуме. Даже не уговаривали, а грозили! Листовки в наши почтовые ящики с угрозами подкидывали, а многие татары все равно на референдум пошли. Целыми семьями. Почти 40 процентов проголосовали за возвращение Крыма в Россию. А вы говорите – не голосовали.
И старики, и молодежь испытывали огромный эмоциональный подъем
Тарасюк махнул рукой и стал выбираться из толпы. Кто-то свистнул ему вслед. А люди вокруг Сарматова сгрудились еще плотнее. Седой мужнина в толстых очках громко рассказывал:
– Мой брат 20 февраля ехал автобусом из Черкасс в Симферополь. За городом толпа вооруженных боевиков остановила автобусы. Людей вытолкали из салона и избили. Положили грудой друг на друга. Заставляли ходить на корточках и петь гимн Украины. Автобус спалили, залили бензином и поджигали… Брат рассказывал, что у бандюков были автоматы и ружья.
Сарматов добавил:
– Мой брат в «Беркуте» служит. Он рассказывал мне, что есть пока неподтвержденные сведения о расстреле семи человек, которых из-под Черкасс увезли в неизвестном направлении в мусорных мешках! А у 17 человек – огнестрельные ранения… А представляете, что могло быть, если бы эти бандеровцы из-под Черкасс со своими ружьями и автоматами пришли в Крым?
В ответ чей-то голос басил:
– Так что не зря у нас появились отряды самообороны и ополченцы. Но ведь из оружия у этой народной армии были одни кулаки и штакетины! Да десяток ржавых берданок! Если бы крымских ополченцев «вежливые люди» не подперли, то неизвестно, как бы все и обернулось. А теперь – Крым наш! Россия с нами. Мы сами – Россия!
После дуэли Сарматова и Тарасюка на площади Нахимова Кручинин крепко пожал Федору руку и сказал:
– Я все слышал. Здорово ты его. Десять – ноль!
В этот момент возле Сарматова и Кручинина появился пожилой человек в длинном черном пальто и такой же черной шляпе. В одной руке он держал трость, а в другой – пухлый темный портфель.
– Извините и позвольте представиться, – профессор Стеблевский Вениамин Даниилович, преподаю в университете международное право. Я слышал ваш разговор с оппонентом. Хотел вмешаться, да куда там! К вам было не протиснуться, а кричать я не привык…
– И почему же вы хотели вмешаться? – спросил настороженно Сарматов.
– А потому, что вы, к сожалению, в споре с этим фруктом упустили еще один очень важный момент. Вы про сецессию ему забыли сказать.
– А что это такое?
– Есть такое понятие в международных отношениях. Если по-простому, то сецессия – это выход из состава государства какой-либо его части. Ну, вот Крыма, например. Между прочим, термин в этом значении появился еще во время американской войны за независимость.
В 1861 году сецессию из Соединенных Штатов осуществили Конфедеративные Штаты Америки, что и привело к гражданской войне. Надо бы напомнить это им. А заодно – великобританцам и канадцам. Там для обретения независимости исторически сложившихся частей, колониальных и зависимых территорий достаточно было проведения референдума и поддержки сецессии большинством голосов. Все! Так что выход Крыма из состава Украины это и есть самая настоящая сецессия!
– Спасибо за подсказку, уважаемый профессор, – сказал Сарматов, – теперь буду знать.
– А власти в Киеве про эту саму сецессию знают? спросил Стеблевского Кручинин.
Профессор поправил очки, осмотрел толпу и ответил:
– Уверен что знают, в Киеве немало опытных юристов-международников. Но самозваной власти на Украине и ее «хозяевам» нужно одно – любым способом доказать, что и наш референдум, и возвращение Крыма в Россию незаконны. Они еще до референдума заявили, что его результаты никогда не признают. А про сецессию помалкивают. Им важнее слова «агрессия», «оккупация», «аннексия».