Спиноза Б. Избранные произведения

всегда стремятся узнавать только конечные причины (causae finales) совершившегося и успокаиваются, когда им укажут их, не имея, конечно, никакого повода к дальнейшим сомнениям. Если же они не

имеют возможности узнать их от другого, то им не остается ничего

более, как обратиться к самим себе и посмотреть, какими целями

сами они руководствуются обыкновенно в подобных случаях; таким

образом, они необходимо по себе судят о другом. Далее, так как они

находят в себе и вне себя немало средств, весьма способствующих

осуществлению их пользы, как то: глаза для зрения, зубы для

жевания, растения и животных для питания, солнце для освещения, море для

3

95

выкармливания рыб и т.д., то отсюда и произошло, что они смотрят

на все естественные вещи, как на средства для своей пользы. Они

знают, что эти средства ими найдены, а не приготовлены ими

самими, и это даст им повод верить, что есть кто-то другой, кто

приготовил эти средства для их пользования. В самом деле, взглянув

на вещи, как на средства, они не могли уже думать, что эти вещи

сами себя сделали таковыми. Но по аналогии с теми средствами, которые они сами обыкновенно приготовляют для себя, они должны

были заключить, что есть какой-то или какие-то правители природы, одаренные человеческой свободой, которые обо всем озаботились

для них и все создали для их пользования. О характере этих

правителей, так как они никогда ничего не слыхали о нем, они

должны были судить по своему собственному. Вследствие этого они

и предположили, что боги все устраивают для пользы людей, дабы

люди были к ним привязаны и воздавали им высочайшие почести.

Следствием было то, что каждый по-своему придумывал различные

способы почитания бога, дабы бог любил его больше других и

заставил всю природу служить удовлетворению его слепой страсти и

ненасытной жадности. Таким-то образом предрассудок этот

обратился в суеверие и пустил в умах людей глубокие корни. Это и

было причиной, почему каждый всего более старался понять и

объяснить конечные причины всех вещей. Но, стремясь доказать, что

природа ничего не делает напрасно (т.е. что не служило бы в пользу

людей), доказали, кажется, только то, что природа и боги

сумасбродствуют не менее людей. Посмотрите, прошу вас, до чего, наконец, дошло! Среди стольких удобств природы должны были

найти также немало и неудобств, каковы бури, землетрясения, болезни и т.д., и предположили, что это случилось потому, что боги

были разгневаны нанесенными им от людей обидами или

погрешностями, допущенными в их почитании. И хотя опыт

ежедневно заявлял против этого и показывал в бесчисленных

примерах, что польза и вред выпадают без разбора как на долю

благочестивых, так и на долю нечестивых, однако же от

укоренившегося предрассудка не отстали. Ведь легче было сложить

это в массу другого неизвестного, пользы которого люди не знали, и

таким образом сохранить свое настоящее и врожденное состояние

невежества, чем разрушить все здание и выдумывать новое. Поэтому

3

96

приняли за истину, что решения богов далеко превосходят

человеческую способность понимания, и это, конечно, было бы

единственной причиной, почему истина навеки оставалась бы

скрытой для человеческого рода, если бы только математика, имеющая дело не с целями, а лишь с сущностью и свойствами фигур, не показала людям иного мерила истины. Кроме математики можно

указать также и другие причины (перечислять которые будет здесь

излишним), которые могли заставить людей открыть глаза на эти

общие предрассудки и привести их к истинному познанию вещей.

И

зложенного достаточно для того, что я обещал рассмотреть на

первом месте. Немногого также требует показать, что природа не

предназначает для себя никаких целей и что все конечные причины

составляют только человеческие вымыслы. Надеюсь, что это уже

достаточно ясно как из указания тех оснований и причин, из которых

берет начало означенный предрассудок, так и из т. 16 и кор. т. 32, не

говоря уже обо всем том, посредством чего я доказал, что в природе

все происходит в некоторой вечной необходимости и в высочайшем

совершенстве. Прибавлю только к этому, что означенное учение о

цели совершенно извращает природу. На то, что на самом деле

составляет причину, оно смотрит, как на действие, и наоборот; далее, то, что по природе предшествует, оно делает последующим, и, наконец, то, что составляет высочайшее и совершеннейшее, оно

делает самым несовершенным. В самом деле (опуская оба первых

пункта, которые ясны сами собой), из т. 21, 22 и 23 явствует, что то

действие есть самое совершенное, которое производится