Спиноза Б. Избранные произведения

либо независимо от нашего представления, и говорят, что бог все

сотворил в порядке, и таким образом, сами того не зная, приписывают богу воображение, если только не думают, что бог, заботясь о человеческом воображении, расположил все вещи таким

образом, чтобы они как можно легче могли быть воображаемы. Их

не смутит, пожалуй, существование бесконечно многого, что далеко

превосходит наше воображение, и весьма многого, что сбивает его с

толку в его бессилии. Но об этом довольно.

О

стальные понятия также составляют не что иное, как различные

способы воображения, что, однако, не препятствует незнающим

смотреть на них, как на самые важные атрибуты вещей; ибо, как мы

уже сказали, они уверены, что все вещи созданы ради них, и

называют природу какой-

3

99

либо вещи хорошей или дурной, здоровой или гнилой и

испорченной, смотря по тому, как она на них действует. Так, например, если движение, воспринимаемое нервами от предметов, представляемых посредством глаз, способствует здоровью, то

предметы, служащие причиной этого движения, называются

красивыми. В противном случае они называются безобразными.

Далее, то, что действует на чувство через ноздри, называют

благовонным или вонючим, что действует через язык — сладким или

горьким, вкусным или невкусным, через осязание — твердым или

мягким, тяжелым или легким и т.д. Что, наконец, действует на ухо, про то говорят, что оно издает шум, звук или гармонию. Последняя

так обезумила людей, что они стали верить, будто и сам бог также

услаждается ею. Существуют также философы, убежденные, что и

небесные движения образуют гармонию 9. Все это достаточно

показывает, что каждый судил о вещах сообразно с устройством

своего собственного мозга или, лучше сказать, состояния своей

способности воображения принимал за самые вещи. Поэтому

(заметим мимоходом) не удивительно, что среди людей возникло

столько споров, а из них, наконец, — скептицизм. В самом деле, человеческие тела при многих сходствах еще в большем различаются

друг от друга, и потому то, что одному кажется добром — другому

кажется злом, что одному кажется упорядоченным — другому в

беспорядке, что одному приятным — другому неприятным. То же

должно сказать и об остальном, но я опускаю это как потому, что

здесь не место в подробности говорить об этом, так и потому, что все

достаточно испытали это. Беспрестанно повторяется: «сколько голов, столько умов», «своего ума у каждого много», «в мозгах людей

различий не меньше, чем во вкусах». Эти выражения достаточно

показывают, что люди судят о вещах сообразно с устройством своего

мозга и охотнее фантазируют о них, чем познают. Ведь если бы люди

познали вещи, то последние, как свидетельствует математика, если и

не всем бы доставили удовольствие, то по крайней мере всех бы

убедили.

И

так, мы видим, что все способы, какими обыкновенно объясняют

природу, составляют только различные роды воображения и

показывают не природу какой-либо вещи, а лишь состояние

способности воображения. А так как они носят такие названия, как

будто они относятся к вещам,

4

00

существующим помимо нашей способности воображения, то я и

называю эти вещи не вещами рассудка (entia rationis) 10, а вещами

воображения (entia imaginationis); и, таким образом, все аргументы, приводимые против нас и опирающиеся на подобные понятия, можно легко опровергнуть. В самом деле, многие ведут обыкновенно

свои доказательства следующим образом: если все было

необходимым следствием совершеннейшей природы бога, то откуда

же в природе произошло так много несовершенства, как то: порча

вещей до зловония, безобразие их, возбуждающее отвращение, беспорядок, зло, грех и т.д.? Все это, говорю я, легко опровергнуть.

Ибо о совершенстве вещей должно судить по одной только их

природе и способности; вещи более или менее совершенны вовсе не

потому, что они услаждают или оскорбляют человеческое чувство, что они полезны для человеческой природы или враждебны ей. На

вопрос же, почему бог не создал всех людей таким образом, чтобы

они руководствовались одним только рассудком (ratio), у меня нет

другого ответа, кроме следующего: конечно, потому, что у него было

достаточно материала для сотворения всего, от самой высшей

степени совершенства до самой низшей; или, прямее говоря, потому, что законы его природы настолько обширны, что их было достаточно

для произведения всего, что только может представить себе

бесконечный разум, как я доказал это в т. 16.

В

от те предрассудки, о которых я хотел здесь упомянуть. Если

остались еще какие-либо в этом же роде, то они легко могут быть

исправлены каждым при небольшом размышлении.