В конце каждой весны Иван посещал институт и помогал отцу с посевными работами. В один из погожих дней он и повстречал Веру. Девочка украдкой от остальных выбралась из стен здания перед самым завтраком, чтобы полюбоваться, как первые в нынешнем году цветы покажут свои бутоны. Потом она поступит так не раз.
Они нашли общий язык буквально с первых минут знакомства. Вера и Иван могли болтать о многом: о великом и малом, о погоде и государственных делах, о цветах и книгах. Их связывал необъятный интерес к этому миру. Дружба обернулась первой любовью. Основным препятствием на их пути стало неравное положение молодых. Графиня и простой садовник, пускай и талантливый. У Веры была прекрасная семья, которая, по её глубокому убеждению, всё же не примет её выбор. Эти убеждения разделял и Иван.
Юношеская пылкость подтолкнула к их единственному кажущемуся верным решению – погибнуть на этом свете, чтобы воссоединиться в другом. Вера не сомневалась, что сумеет отыскать любимого в любой из своих жизней. Иван твердил то же самое. Но, как оказалось, его вера была не так прочна.
Увидев, как подруга сердца, его голубка, страдает от начального губительного воздействия болиголова, выращенного его собственными руками, Иван смалодушничал. Одна только мысль о том, что ему предстоит пережить схожие муки, заставляла пальцы на его ногах поджиматься.
Когда она уже не могла стоять и только смотрела на него сухими стеклянными глазами, он положил её к себе на колени, как малое дитя, и, укачивая, стал просить прощения. Иван видел боль Веры.
Она же умирала, осознавая, что он жалкий трус.
Негодяй, который сотворил и ещё один страшный грех: обставил всё так, словно она покончила с собой.
Негодяй, который умрёт с её образом и именем на губах.
* * *
– Так откуда вы узнали? – Мужчина смотрел на неё пытливо, так, словно пытался вытащить наружу всё, что прятала внутри.
Мария же хладнокровно и устало взирала на подошедшего Власа Михайловича. На этот раз удача ей не улыбнулась, и она осталась один на один с ним, тогда как Григорий Алексеевич вызвался сопроводить разбитую и не проронившую ни единого слова Ольгу Платоновну.
– Вера, – Мария вновь назвала имя покойной.
– Во второй раз звучит ничуть не забавнее. Впрочем, если такова особенность вашего чувства юмора, я готов спустить это на сей раз.
– Если вам не по душе мой ответ, то, вероятно, стоит задать иной вопрос? – «Или не задавать его вовсе».
Подле мужчины остановилась карета не совсем типичного для их местности цвета: кричаще-белая и богато украшенная золотыми волнами. Кучер с пышными и подкрученными на концах усами открыл перед ним дверь, не забыв учтиво склонить голову:
– Ваша уважаемая матушка велела всенепременно доставить вас к обеду.
Влас Михайлович небрежно махнул ладонью, и тот, посчитав это признаком дурного настроения, мгновенно вернулся на козлы.
– Самодеятельность, которую вы начали в нашем городе, – обратился он к Марии, поднимаясь на первую ступеньку кареты, – до добра не доведёт.
– Это угроза? – нахмурилась графиня.
Обдумав некоторое время, он вполне миролюбиво ответил:
– Вежливое предупреждение.