Сплетня

– Может, и есть в твоих словах правда, Баграт… а только я тебе так скажу. Отец моего деда, Зафас Шьабат-ипа, большой дом и двор имел, и трёх сыновей. Не по своей воле оставили они свою землю, так сложилось, история давняя, но пришли они сюда и просили землю у князя. И отдал он им то, что никому не было надо – всхолмок крутой с оврагом. А дед не перечил, взял, и всё начал сначала, и работали все от зари до зари, потому что земля была пусть и тугая, пусть и безводная, пусть и оврагом изуродованная, а своя. Врастать надо было. И смотри-ка: вросли. Одного брата горы забрали, сорвался со скалы, а как пришло время и Зафасу умирать, сыновья его, Адгур и Ахмет – правда твоя! – разделили усадьбу, и каждый имел сыновей, чтобы руками землю свою поднимать, чтобы пахать, и сеять, и сады растить, и лозы к солнцу пускать. И когда их прогнали, Баграт, как и твоих дедов, как и всех наших дедов, за солёное море – ты знаешь сам, сколько не вернулось, и мой дед Ахмет не вернулся, и брат его Адгур не вернулся, а отец мой, Мамсыр, и брат его Мушни зубами выгрызли свою жизнь и свою землю, чуть не на коленях, а доползли обратно, к своему не годному ни на что оврагу. И разделили наш всхолмок – опять на двоих. Отец ведь до самой смерти всё так и ждал: авось вернутся Адгуровы уж если не дети, то внуки, всё готовился отдать им их долю – братья же, родная кровь, свои. Для них и пахал, и сеял, и виноград сажал, для них землю свою руками перебирал, водой поил. И Мушни их ждал. Не вернулись, сгинули. И отец мой сгинул, тиф его унёс. Я ещё мальцом совсем был, а всё же помню, как он мне сказал: теперь, говорит, Темыр, тебе крепить наш корень, нет у меня больше сыновей, не успел, тебе и сестёр защищать, и перед всеми предками за землю нашу отвечать. И скажи мне теперь, Баграт Хонач-ипа: как могу я, везучий, как ты говоришь, из этой земли вырвать свои корни, выбить свои могилы и отдать её в колхоз? Как могу я предать то, что отцу обещал – прямо перед тем, как духи навсегда забрали его с собой? Скажи же мне, Баграт…

Разморенный вином и рассказом Темыра, Баграт сидел мрачнее тучи. Он сжал и снова разжал кулак, внимательно посмотрел на свои изъеденные землёй пальцы и вздохнул.

– Нечего мне тебе сказать, Темыр. У каждого из нас история своя. А вот будущее должно быть общим. То есть – коллективным.

* * *

На следующее утро Темыр встал даже раньше обычного, собрал сыра и хлеба, перекинул через плечо суму и велел сёстрам за скотиной присмотреть – буду, мол, дня через два. Феня, вышедшая проводить, с удивлением смотрела из-под руки, что пошёл он не прямо к воротам, а свернул правее, туда, где под раскидистой хурмой замшелыми валунами были отмечены старые могилы. Зафас да молчаливая жена его Хифа, средний их сын, погибший в горах Аинар, да рано умершая родами жена Адгура Бранып, незамужняя тётка Астанда – красавица, говорят, была, не хуже Наргизы – да отец с мамой, Мамсыр и Хибла. «Зачем ему туда?», – удивлялась Феня. – «Кстати, промести бы там не мешало, листвы нападало уже, небось. Нехорошо».

«Вот хорошо-то, до чего мягкий и хрусткий листвяной ковёр», – думал Темыр, осторожно ступая вдоль валунов. – «Придёт время, и мне лежать где-то тут, неподалёку, и меня так укроет моя земля – только вот надо постараться, чтобы моей и осталась, не колхозной-молхозной, а моей, нашей, моих детей». Вот отец, вот мама, вот прадед и его жена, а дедовых костей тут никогда не было и нет – многих, слишком многих из его поколения положили не на своих дворах, разметало, расшвыряло, кого за море, кого по дороге… Но зато пять маленьких камешков – пять упорхнувших в небо младенцами братьев и сестёр отца моего, Мамсыра – вот они, тут, аккуратно огороженные. Отец с Мушни, как вернулись, первым делом от пожарища и сорняков отчистили даже и не дом, а могилы. Все свои, все мои, все наши… все тут. И мне дорога сюда. Рано или поздно.

Темыр развернулся и ушёл со двора под изумленный Фенин взгляд.

* * *

Он никогда прежде в святилище не был. В святилище просто так не придёшь – только если дело есть. Такое дело, что простыми путями точно не решить. Ну что же, вот сейчас как раз такой момент.

Аныхапааю16 долго выяснял: чего хочешь ты, земляк, точно ли знаешь, уверен? Если не уверен, шёл бы ты подумать ещё, погулял бы, а? Здесь не шутят. Анцва он, знаешь, всё слышит насквозь, всё знает наперёд, и если попросишь не то, что тебе на самом деле надо, или если не по справедливости попросишь, а то и, не дай Всевышний, соврёшь – как бы хуже тебе не обернулось. Тут такое бывало – люди замертво падали, джигиты, здоровенные, сильные, а вот поди ж ты: раз – и нет человека. А всё потому, что соврать пытался в аныха17. Нельзя это.

Но Темыр абсолютно точно знал, чего именно он хочет. И чувствовал за собой всю справедливость своих просьб. Так что склонил голову и сказал:

– Помоги мне, почтенный. Я – уверен.