Сплетня

Мама держит телефон высоко, чтобы Мари не могла до него дотянуться. Мы втроем просто стоим, глядя друг на друга и замерев в потрясенном ожидании, похожие на восковые фигуры. Затем Мари поднимает стул, вскарабкивается на него и каким-то образом ухитряется забраться на подоконник. На один ужасный миг мне кажется, что она сейчас выдавит стекло спиной и разобьется насмерть, прежде чем скажет, где сейчас Альфи.

— Нет! — кричу я. — Не делайте этого!

Шаги стучат по первому лестничному пролету снизу.

— Мама! Что ты делаешь? Ты где?

— Мы здесь, наверху! — ору я. — Мне кажется, она сейчас прыгнет!

Лестница в мансарду скрипит под тяжестью ног. С Карен кто-то еще?

Когда я вижу, что в дверях вместе с Карен появляется Майкл, — я изо всех сил стараюсь не разрыдаться. На их лицах отражается ужас.

— У нее Альфи. И она не говорит нам, где он!

Слова вырываются у меня сами собой — чужеродный звук, эхом отдающийся в холодном воздухе комнаты. Майкл двигается вперед, не сводя глаз с Мари.

— Все в порядке, — произносит он. — Альфи в безопасности.

Мы с мамой смотрим друг на друга. Мы правильно расслышали? Он сказал, что Альфи в безопасности? По лицу Карен текут слезы. Она переводит взгляд с Мари на мою маму, а потом на меня.

— Он с Кей, — говорит она. — Я отвезла его к Кей, а потом поехала в больницу.

Инстинктивно я падаю в мамины объятия, и мы прижимаемся друг к другу, всхлипывая от облегчения. Альфи в безопасности! Ему ничего не угрожало. Мари обманула нас. Затем я слышу, как мама ахает, чувствую ее напряжение, оборачиваюсь и вижу, как Мари открывает окно. Ровный рокот моря проникает в комнату, а вместе с ним — волна холодного влажного воздуха.

Майкл бросается к ней.

— Не подходи, а не то я прыгну, — бросает Мари, вцепившись в гнилую оконную раму.

— Нет! — кричит Карен. — Мама, пожалуйста!

— Мари, не делайте этого. — Голос Майкла мягкий и спокойный. — Спускайтесь оттуда и давайте поговорим.

— Поговорим? О чем тут говорить? Я разрушила свой последний шанс добиться справедливости для Робби. У меня ничего не осталось. Я все равно умираю.

— Но твоя дочь! — плачет мама. — Твоя внучка. Они нуждаются в тебе, Мари. Ради них — пожалуйста, не делай этого.

Мамино лицо залито слезами, а голос звенит от волнения. Карен теперь тоже плачет.

— Ох, мам! Я думала, ты наконец-то смирилась с тем, что произошло, и хочешь провести оставшееся время со мной и Хейли. Мы собирались заниматься чем-то приятным вместе, помнишь? Оставь для нее какие-нибудь хорошие воспоминания. Добрую память. Зачем портить все ради этой… этой одержимости Макгоуэн. Месть ничего не решает, это не вернет Робби.

Мари с отвращением морщится.

— Ты никогда ничего не понимала. Все время твердила о том, что я должна примириться с прошлым. Ты и понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Мари, пожалуйста, — всхлипывает мама. Она стискивает руки, покачиваясь от безмолвной боли. — Это был несчастный случай. Ужасный, трагический несчастный случай. Что я должна сделать, чтобы ты мне поверила?

Мари пятится на подоконнике все дальше. Ее взгляд безумен. Ветер подхватывает ее тонкие волосы и треплет их над головой.

Майкл придвигается ближе.

— Нет! — кричит Карен. — Разве ты не видишь, что она может прыгнуть? Она опрокинется назад, как только ты подойдешь к ней.

— Слезайте, Мари, — просит Майкл. — Вы не должны этого делать. Неужели вы хотите, чтобы ваша дочь запомнила это как ваш последний поступок?

Мари поворачивается к Карен:

— Она призналась. Я записала на видео. — Она с ненавистью смотрит на маму. — Может, тебе и удалось бы снова выйти сухой из воды, но я слышала, как ты призналась. И твоя дочь тоже слышала. Ты убила моего маленького брата!

— Это было вынужденное признание, — отвечает мама. — Оно не имело бы никакой силы в суде. Ты же знаешь.

Слезы медленно катятся по впалым щекам Мари.

— Это не имеет значения. Твоя жизнь была бы кончена, как только бы оно оказалось в Интернете и люди наконец узнали твой нынешний облик.

Внезапно черты ее лица искажаются, и я вижу, как она вся напрягается. Боже! Она действительно собирается прыгнуть. Она хочет опрокинуться назад!

— Не делайте этого, Мари, — умоляю я. — Я знаю, что вы страдали, но это же не выход.

Но Мари меня не слушает. Она не сводит глаз с мамы, вцепившись в раму так, что побелели костяшки пальцев. Ее глаза сужаются, а зубы впиваются в нижнюю губу. Я вижу, как напружинивается ее тело, как она медленно раскачивается взад и вперед, почти незаметным движением подгибая правую ногу. И за какую-то долю секунды я догадываюсь, что она собирается сделать. Она не станет падать наружу. Мари хочет использовать каждую унцию оставшихся сил, чтобы кинуться вперед. Спрыгнуть с подоконника и броситься на маму, столкнув ее в пустоту лестничного пролета.

Я представляю прогнившие половицы у подножия лестницы, вижу, как они ломаются и рушатся под ее тяжестью, как тело моей матери камнем проваливается сквозь рыхлую штукатурку перекрытий и приземляется на бетонный пол кухни.

Никто не смог бы пережить такого падения.