Спонтаноиды

Феномен «подсечки мозгов». Рассматривая ставшее банальным понятие «утечка мозгов», мы подразумеваем ущерб, наносимый нашей Родине теми, кто уезжает заграницу и оставляет обескровленными сферы своей деятельности. Для России это относительно юное явление. Мне представляется, что значительно глубже и старше этого обидного движения протекает другое, несравнимо более губительное, которое я называю «подсечкой мозгов». На мой взгляд, оно зародилось на Руси уже в средние века, в полной мере проявилось в 19-ом веке, распространилось во все сферы общества в 20-ом веке и процветает в наши дни. Это – неумолимое, систематическое отстранение порядочных людей от общественной и государственной деятельности, либо добровольное (от безысходности), либо насильственное. При этом ум человека не является препятствием карьерному росту, тогда как порядочность и честность служения в любой сфере нашего общества подвергаются загадочному, негласному, специфически нашему, табу.

Верные своей совести отверженные, оставаясь преданными идее служения Отечеству, не покидают родину, а остаются в ней, не участвуя в её развитии. Подсечка мозгов, благодаря которой лучшие мозги, готовые беззаветно и бескорыстно служить, отчуждаются от служения, наносит вред, неизмеримо больший, чем их утечка.

Подсечка мозгов – это неотъемлемое, едва ли не основное, непреходящее свойство русского социума; оно не зависит от текущего политического устройства и более того, – в значительной степени определяет все его национальные особенности, особенно несуразности. Во все времена в России главным инструментом подсечки мозгов был и остаётся аппарат государственного управления.

*

Многие женщины потребляют любовь чёрство, как должное (как долг, взятый у них же под большие проценты).

*

Россияне беспокоятся: наши природные ресурсы (нефть, газ, лес и т.д.) уходят за рубеж. Но дела обстоят гораздо хуже: из всех природных ресурсов самый ценный, самый разведанный, самый доступный ресурс – это человеческий интеллект. И его мы отдаём ещё более бездумно и по ещё более низкой цене туда же.

*

Такое может быть только у нас. Два давних приятеля, коренные москвичи, занятые бизнесом в торговле, пригласили меня в свой гаражный кооператив на особый «аттракцион». Там они пояснили мне, что предстоящий «аттракцион» – это испытания газового оружия на добровольцах-мишенях. Добровольцы эти, спившиеся бомжи, промышляют тем, что за плату «подставляются под пробу» газового оружия. Бомжей подыскивают и доставляют два местных гаражника, прозванных «секундантами». Сегодня секунданты должны предоставить две «живых мишени». Испытывать оружие будут всего четверо, – ещё двое из соседнего гаражного блока (между прочим, нужные люди, чиновники мэрии). Условия секундантов таковы: деньги и несколько бутылок водки вперёд; ответственность за «пробу» и улаживание возможных рецидивов за ними.

Появились «мэряне» – броско одетые молодые люди с заносчивыми манерами. Вслед за ними в гараж заглянули секунданты и два бомжа. Рассчитались. Секунданты и бомжи пропустили по полстакана водки и все отправились в «тир». Шли молча в полной темноте, спотыкаясь на рытвинах и разбросанных кирпичах. Вдруг я с острым ужасом ощутил себя одним из конвоиров, ведущих свои жертвы на расстрел. Подошли к удалённому зловонному тупику; кто-то включил яркий светильник. Высветилась ниша, образованная стенами строящегося гаража, без крыши; на полу – строительный мусор, кучи дерьма и испачканные клочки газет. На торцовой стене – нарисованный мелом силуэт человека и надпись: «СТОЯТЬ ЗДЕСЬ». Всё это создавало жуткое впечатление неотвратимости реального расстрела. Да разве и не было это самым что ни на есть настоящим расстрелом? Один из моих приятелей взглянул мне в лицо и, вовремя предугадав моё к нему обращение, строго покачал головой:

– Нельзя. Всё оплачено. Поезд ушёл, – тихо и веско проговорил он.

Один из «секундантов» провёл краткий инструктаж: стрельба ведётся с семи метров, строго по команде. Что бы с «мишенями» ни случилось, к ним не приближаться; по первому же шухеру разбегаться в разные стороны.

Из темноты выступила первая «мишень»; на боевую позицию, примерно в метре от наружного края ниши, выдвинулись четыре фигуры: два моих приятеля и молодые «мэряне». «Секундант» объявил очерёдность стрельбы, махнул рукой, и сразу же прогремели четыре выстрела подряд. Ниша заполнилась пылью и ядовитой дымкой из пороховых и боевых газов. Расстрелянный, чуть покачиваясь, подошёл к стрелкам, принял из-за их спин стакан от секунданта, жадно выпил, чем-то занюхал-закусил. Не спеша, со знанием дела, показал желающим места одежды, поражённые пластиковыми осколками, и вновь протянул руку за стаканом.

На свет шагнула вторая мишень. Всё повторилось. Молодые «мэряне» полюбопытствовали: как воздействует? Оглушённые и одурманенные, люди-мишени оружие одобрили: пробирает аж до селезёнки! Видно было, что они страдают. Они пропустили ещё по маленькой.

*