Способы думать. История и общество, дискурс и концепт

Но я не лингвист, я в некотором роде психолог, и сам этот «подбор» слов для меня как для психолога говорит столько, что Елена Самойловна и в страшном сне не может себе этого представить! Первые ее ассоциации при воспоминании о событии — «ссора» и «стычка». То есть вполне себе аффективно-окрашенные и воинственные штуки, свидетельствующие о том, что сударыня наша пережила не «недоразумение», а самую настоящую травму, и серьёзную. Но она боится показать нам свою «заинтересованность», ей не хочется, чтобы мы знали, что это для неё так важно, поэтому взамен компрометирующей благородную даму базарной «ссоры-стычки» появляется смягченное «столкновение». Но «столкновение» опять же говорит о том, что это её как-то личностно задело, то есть она таки «опустилась до ссоры-стычки», поэтому она говорит (в своей внутренней речи) — «нет», а потом добавляет — «так», что свидетельствует о том, что она придумала, как ей выкрутиться…

— Елена Самойловна, говорят, вы вчера повздорили с Иваном Ивановичем?..

— Нет, Андрей Владимирович, что вы! Нив коем случае! Просто недоразумение…

«Подходящее слово» не выявило, не проявило, а, наоборот, спрятало от нас истинные переживания участницы скандала, превратило неподобающую, вульгарную «ссору-стычку» в «недоразумение»… Боже, боже, принцессы туалетом не пользуются! Возможно, для лингвиста промежуточные варианты во время поиска «подходящего слова» и не имеют значения, а слово «недоразумение» действительно «подходит» представлению благородной дамы о самой себе, только вот описывает ли оно то, что произошло между ней и Иваном Ивановичем на самом деле? И не есть ли это «недоразумение», таким образом, сущая неправда? Причём неправда чрезвычайно типичная для отношений внутренней и внешней речи: то, что вырывается наружу, не соответствует действительности, но или соответствует ситуации, в которой произносится соответствующее высказывание, или, как в приведённом примере, подкорректировано автором сообщения его представлением о себе самом.

Впрочем, сам конфликт психологов с лингвистами, наверное, не так уж и важен. Просто он с идеальной, как мне представляется, точностью иллюстрирует бездну, скрывающуюся за произносимыми нами словами, — ничем не ограниченную «свободу», так сказать, «слова». Ведь «недоразумение» в приведённом примере — это вам ни какой-нибудь «уголь», где от «денотата» до «индивидуального смысла» три с половиной шага, это самый настоящий «концепт», коробочка с секретиком. Женщина, использующая это слово (конечно, мы не ведем речь лично о Елене Самойловне, прошу понять меня правильно), прячет в нём свои чувства, демонстрирует нам, как мы должны её воспринимать, и более того — какой она сама видится себе в своих глазах. Она не «по ушам надавала» и не «волосы-то повыдергала», как какая-то «неинтеллигентная бабища», она, извините, столкнулась с «недоразумением» и так изящно из него вышла, что и говорить-то особенно не о чем…

ЯЗЫКИ СОЗНАНИЯ И ПОДСОЗНАНИЯ

Человек наивно и привычно думает о себе, что он представляет собой некую психическую целостность. Но, как сказал однажды Жак Лакан (а за ним легион дружно повторил), «лично я не целокупен». Природа этой «нецелокупности» разными теоретиками — психологии, социологии, философии и проч. — прочитывается по-разному: то ли как конфликт «сознательного» и «бессознательного», то ли как несоответствие разрозненных «социальных ролей», исполняемых одним и тем же человеком, то ли как противоречие его «сознательных и поведенческих установок» и т. д., и т. п.

Но мне как выпускнику Военно-медицинской академии, понятно, ближе Иван Петрович Павлов сотоварищи, а потому я вижу эту «нецелокупность» прежде всего (не отрицая, впрочем, много другого) как незамысловатый, по сути, конфликт «коры» и «подкорки», точнее, «старой» и «новой» коры. То есть исповедую глубоко позитивистский подход, согласно которому, если верить соответствующим нейрофизиологическим исследованиям, а не верить им у меня нет никаких оснований, наши «кора» («сознание») и «подкорка» («подсознание») общаются на двух разных языках, причём в прямом смысле этого слова. В том, собственно, наша фундаментальная, как мне представляется, «нецелокупность» и состоит.

Опуская не слишком существенные в рамках данного текста подробности соответствующих исследований, можно весьма определённо засвидетельствовать следующее: язык «коры» (нашего «сознания») весьма сложен и в некотором смысле даже противоестествен, избыточен, я бы сказал, а язык «подкорки» (нашего «подсознания»), напротив, простоват и непритязателен до зазорности. Что, впрочем, и понятно: подкорка создавалась матерью-природой для решения весьма прозаических и вместе с тем совершенно конкретных задач — прежде всего, разного рода выживания. Кора (сознание) — более поздний продукт эволюции, позволяющий себе, так сказать, лишку — отвлекаться отдел выживания и уходить временами, а то и на постоянку (о чём хорошо осведомлены именно психиатры), в неведомые дали.