Спрут

— На сей раз я проиграл,— признался банкир,— но вы, дорогой Каттани, вы-то не выиграли! Знаете, кто победитель? Деньги. Я уже слишком стар, и деньги от меня отвернулись.— Он указал головой на Джулию и Тано и добавил: — Они для процветания ищут вот таких молодых.

Джулия держалась так, словно происходящее ее не касается. Делала вид, что не замечает Каттани.

Что-то прошептала на ухо сидящему рядом Тано, и тот, словно желая ободрить, погладил ее по руке.

Банкир глядел на комиссара с иронической улыбкой.

— Что вам досталось? Труп Терразини да такая старая рухлядь, как я. Вам не кажется, что маловато? — Из внутреннего кармана он достал маленькую серебряную коробочку. Медленно ее раскрыл, взял кончиками большого и указательного пальцев одну из лежавших в ней таблеток и язвительным тоном изрек: — Вы проиграли, Каттани.

Он проглотил таблетку, и никто не успел оглянуться, как старый банкир безжизненно рухнул на огромный стол, из-за которого он столько лет контролировал свою финансовую империю.

Поднялась суматоха: все метались, кто-то требовал вызвать врача.

Каттани оказался рядом с Джулией. Ей не удалось отвернуться. В ее взгляде он прочитал вызов.

— Ты пойдешь с ним? — спросил комиссар, кивнув в сторону Тано.

— Да, пойду с ним.

— Но это совсем не то, о чем ты мечтала,— с грустью пробормотал Каттани,

Она не ответила. С надменным видом высоко подняла голову. А комиссар продолжал:

— Все, что ты раньше презирала, теперь станет для тебя хлебом насущным. Сделаешься такой, как твой дед, циничной и жестокой. И повторишь те же ошибки.

— Нет, я их не повторю,— свистящим шепотом ответила Джулия.— Я извлекла урок...

ЧАСТЬ 4

КАРТИНА

Картина — произведение школы Джотто — занимала полстены. Ее повесили в глубине длинного зала как нельзя более выигрышно, создав искусную игру света.

Первые важные гости начали прибывать ровно в четверть шестого вечера. Тано Каридди возлагал на этот прием большие надежды. С Сицилии он переехал в Милан, и теперь уже под его контролем находилась вся империя банка Антинари. Но богатства ему было уже мало. Он мечтал о престиже, о славе великого финансиста..

Из средств банка он оплатил реставрацию этого полотна и теперь готовился пожинать плоды своей заботы о сохранении памятников искусства. Он задумал устроить этот прием, чтобы на нем впервые показать картину после долгой и сложной работы по ее восстановлению.

Прямой, как манекен, Тано стоял неподалеку от входа и встречал приглашенных. Некоторые здоровались с ним почтительно, протягивая руку с поклоном. Он же оставался холоден, смотря на всех с отсутствующим видом.

— Прекрасная работа,— поздравил его сенатор Салимбени.— У вас уже немало заслуг в мире искусств. Это будет способствовать вашей известности также и в финансовом мире...

Именно этого-то и добивался Тано.

Но что говорил сенатор дальше, сицилиец не слышал, так как взгляд его приковала к себе девушка редкой красоты. Блондинка с фарфоровым личиком и свободной манерой держаться.

— Вы с ней знакомы? — спросил Салимбени, от которого не укрылось, что тот глядит на нее с таким интересом.

— Нет. Кто она?

— Ее зовут Эстер. Она дочь президента компании «Международное страхование» доктора Рази.

Красавица Эстер беседовала с господином средних лет, расфранченным толстяком с массивным золотым кольцом на пальце и шелковым платочком в верхнем кармашке пиджака.

— Дорогой Тиндари,— щебетала, кокетничая, девушка,— я сердита на вас, потому что мне еще ни разу не удалось выиграть в вашем казино.

В эту минуту из другой двери в зал вошел мужчина лет пятидесяти с лишним, напоминавший своим видом бродягу. Редкие волосы, оставшиеся у него по обеим сторонам лысины, были давно не стрижены и развевались, как два крыла. На нем была бесформенная поношенная куртка, на лице — щетина не менее чем четырехдневной давности. На губах блуждала вызывающая улыбка. Он медленно, тяжело ступая, направился в угол, где беседовали Эстер и Тиндари.

Также и Тано устремился в их сторону. Он представился девушке, которая, жеманясь и кокетничая, сказала, что отец очень просит извинить его, что не смог прийти, но она надеется, что Тано простит — отец поистине испытывает ужас перед подобными светскими сборищами.

В то время, как Эстер и Тано обменивались любезностями, Тиндари заметил подошедшего к ним человека в старой куртке. Душа у него ушла в пятки.

— Как... неужели,— пробормотал он,— но ведь ты...

Мужчина был уже в двух шагах. Он улыбался, обнажая беззубые десны, и утвердительно кивал головой.

— Да, да, это я — Аччеддуццу.

Не переставая улыбаться, он достал из кармана пистолет и выстрелил почти в упор в Тиндари. В то время как тот перегнулся пополам, он спустил курок еще раз. И стрелял еще и еще в плавающее на полу в луже крови тело Тиндари.

В зале началась паника. Какая-то дама лишилась чувств, другая кричала как безумная. Все в страхе бросились к выходу.