Но не для всех было веселым Рождество. Давиде Фаэти брел как потерянный по переполненным людьми улицам, глубоко засунув руки в карманы и подняв воротник пальто. Изо рта у него вырывались облачка сизого пара.
Ему никак не удавалось выкинуть из головы кадры, запечатлевшие нападение на Каттани и его людей. Эти кадры несколько раз показывали по телевизору. У него стояли перед глазами окровавленные тела убитых,— эта кошмарная сцена преследовала как какое-то наваждение, перенося на пятнадцать лет назад, когда он стоял и плакал над трупом Судьи Фьорани.
Он зашел в подъезд. В квартире, в которую он позвонил, жила вдова Тиндари.
— Синьора, я ваш друг. Я, как и вы, тоже сицилиец.
Прежде чем решиться впустить его, женщина подозрительно его оглядела.
— Кто вы? /
— Я? Когда-то подававший надежды журналист. Бывший редактор грязного журнальчика. Словом, полностью бывший.— Он провел рукой по волосам.— Выслушайте меня внимательно. В жизни бывают такие минуты, когда нужно прислушаться к собственной совести.
Женщина отступила на шаг. Она сама не знала почему, но . ей не очень нравилось, какой оборот принимает этот разговор.
— Происходит нечто ужасное,— продолжал Фаэти.— Но вы можете помочь мне остановить эту кровавую бойню.
— Я? Да ведь я — всего лишь несчастная вдова. У меня ни гроша денег. Конфисковали все, что принадлежало покойному мужу.
— Я это знаю. Мне немножко стыдно, но я порядком погрел руки на издании порнографических листков.— Он опустил руку в карман и достал чековую книжку.— И я в состоянии по отношению к вам проявить щедрость. Вот, я оставлю ее тут на столе. Если вам вдруг захочется, то проставьте сумму сами, потом позовите меня, и я подпишу чек.
Когда он клал на стол чековую книжку, женщина не проронила ни слова. С хмурым, отсутствующим видом она глядела в другую сторону.
— Даже какая-то самая мелкая деталь,— горячо продолжал Фаэти,— какая-то крупица истины может оказаться в высшей степени полезной.— Он стоял перед ней, склонив голову и широко разведя ' руки, словно в ожидании,— Подумайте над этим. Если решите что-нибудь рассказать, позовите меня.
Также и для Рази Рождество было не из веселых. Он сознавал, что стал игрушкой в, руках сицилийца. Последнюю карту, чтобы освободиться от Тано, он разыграл вчера. Он поехал в Швейцарию, к Эспинозе с предложением отдать ему пятнадцать процентов акций «Международного страхования». В обмен просил о том, чтобы Тано было немедленно отказано во всякой поддержке.
Эспиноза рассмеялся ему в лицо.
— Да на что мне ваши пятнадцать процентов? Через Тано я буду контролировать все объединение «Международное страхование». Тано лишь инструмент в моих руках.
В этой ситуации что представлял собой он, Рази? На что он был нужен? Вероятно, от него вообще через каких-нибудь несколько дней совсем избавятся. Выбросят ко всем чертям без всякого сожаления. Он плеснул коньяку на дно бокала и осушил одним глотком.
Вышел из дома. Дождя не было, но дул резкий пронизывающий ветер. Он застегнул доверху пальто и зашагал по дорожке под гору, к маленькому озеру.
Через некоторое время его нашел слуга. Рази лежал, распростершись на земле, под плакучей ивой у самого озера, свесив одну руку в воду. Он выстрелил себе прямо в висок.
Когда прибыл комиссар, Эстер стояла на коленях над телом отца, сжимая в ладонях его безжизненную руку.
— Ты был прав,— проговорила она, подавляя рыдания,— Тано — преступник. Отец сам покончил с собой, но до отчаяния и самоубийства довел его он.
Каттани хотел помочь ей встать, но она отвела его руку и поднялась на ноги сама.
— Но я отомщу за него. Да, я докажу, что я тоже сицилийка. Я убью его, этого мерзавца. Он замыслил стать главой «Международного страхования»...
— Что? — Каттани был просто ошеломлен. Так вот к чему, оказывается, стремился этот сицилиец. Было чему удивиться!
— Послушай,— сказал комиссар,— ты должна сделать только одно: все бросить и немедленно уехать. Никого ты не убьешь — этот тип раньше прикончит тебя.
— Оставь ты меня в покое. Не нужны мне твои советы. Плевать я на них хотела.
Коррадо взял ее за руку, но она начала вырываться и пыталась расцарапать ему лицо.
— Уходи прочь! Убирайся!
Он схватил Эстер за плечи.
— Успокойся. В такие минуты нельзя терять голову.
— А я и не думаю терять голову! — пронзительно выкрикнула Эстер.— Я сумею все сделать сама, не нужна мне твоя жалость!
Коррадо дал ей пощечину, чтоб прекратить истерику. Она сразу замолчала, казалось, скорее удивленная, чем испуганная. Погладила покрасневшую щеку и опустила голову.
— Да, может, ты и прав. Мне не убить Тано. Однако...— Она прищурилась, будто ловя какую-то мелькнувшую у нее мысль.— Однако я найду способ его погубить.
Самоубийство Рази всполошило сенатора Салимбени, который поспешил в Швейцарию, чтобы посоветоваться с Эспинозой.
— Прежде всего,— начал он,— необходимо избежать того, чтобы председателем правления «Страхования» стал его заместитель. Не нравится мне этот Меландри.
— Да, ему нельзя доверять,— согласился с ним Эспиноза.