Спуститься на землю (Колонизация — 2)

Они вошли вместе, разговаривая о биохимии и сращивании генов. Когда они вошли, их взгляды устремились в одном направлении: посмотреть, нет ли свободных мест рядом с Джейн Арчибальд. Джейн была светловолосой и стройной, без сомнения, самой красивой девушкой в колледже. Неудивительно, что этим утром ее уже окружали студенты мужского пола.

Она улыбнулась Реувену и сказала “Добрый день!” по-английски - она была из Австралии, хотя одному богу известно, вернется ли она туда после окончания учебы. Ящеры колонизировали островной континент более основательно, чем где-либо еще, за исключением, возможно, пустынь Аравии и Северной Африки.

Нукраши вздохнул, когда они с Реувеном сели. “Может быть, мне стоит выучить английский”, - сказал он, все еще на языке расы. Английский был наиболее распространенным человеческим языком среди студентов, но Рувим не думал, что араб хотел овладеть им именно поэтому.

У него не было особого шанса побеспокоиться об этом. В лекционный зал вошел Шпаака, инструктор. Вместе с другими учениками Рувим вскочил на ноги и принял позу уважения, наилучшим образом имитирующую позу Расы, на которую было способно его человеческое тело. “Я приветствую вас, превосходящий сэр”, - хором произнес он со своими товарищами.

“Я приветствую вас, студенты”, - ответил Шпаака. “Вы можете садиться”. Любой, кто садился без разрешения, приземлялся в горячую воду; Шпаака даже больше, чем большинство Ящериц, был приверженцем протокола. Его глазные башенки поворачивались в ту или иную сторону, когда он осматривал класс. “Я должен сказать, что, пока я не прочитал этот последний комплект экзаменационных работ, я понятия не имел, что существует так много способов написать неправильно на моем языке”.

Джейн Арчибальд подняла руку. Когда Шпаака узнала ее, она спросила: “Превосходящий сэр, не потому ли это, что мы все привыкли к нашим собственным языкам, а не к вашим, так что наша родная грамматика сохраняется, даже когда мы используем ваш словарь?”

“Я думаю, вы вполне можете быть правы”, - ответил Шпаака. “Раса провела некоторое исследование грамматических основ, работа, вызванная нашими завоеваниями работевов и Халлесси. Наш постоянный опыт работы с множеством языков здесь, на Тосев-3, ясно показывает, что потребуются дополнительные исследования ”. Его глазные турели еще раз осмотрели класс. “Есть еще вопросы или комментарии? Нет? Очень хорошо: я начинаю”.

Он читал лекцию так, как будто его студенты-люди были мужчинами и женщинами Расы, ничего не разбавляя, совсем не замедляя темп. Тем, кто не мог выдержать такого темпа, пришлось покинуть медицинский колледж и продолжить обучение, если они хотели его получить, в обычном человеческом университете. Реувен лихорадочно строчил. Ему повезло в том, что он уже знал иврит, английский, идиш и кусочки польского языка детства, прежде чем заняться языком Расы; после четырех языков добавить пятый было не так уж плохо. Студентам, которые говорили только на своем родном языке до того, как заняться языком Расы, скорее всего, пришлось нелегко.

После лекции - лаборатория. После лаборатории - еще лекция. После этого - еще лабораторная работа, теперь сосредоточенная на синтезе и подавлении ферментов, а не на генетическом анализе. К концу дня Рувим чувствовал себя так, словно его мозг был губкой, пропитанной до предела. К завтрашнему утру он должен быть готов впитать в себя столько же снова.

Ломая руку, когда убирал ручку обратно в футляр, он спросил Джейн: “Не хотела бы ты прийти ко мне сегодня вечером на ужин?”

Она склонила голову набок, размышляя. “Это наверняка будет лучше, чем еда в общежитии - хотя стряпня твоей матери заслуживает чего-то более приятного, чем то, что о ней сказано”, - ответила она. “Твой отец всегда интересный, а твои сестры милые...”

Рувим думал о близнецах как о непреодолимых - ну, иногда смягчаемых - неприятностях. “А как насчет меня?” жалобно спросил он - она упомянула всех остальных в доме Русси.

“О, ты”. Ее голубые глаза блеснули. “Полагаю, я все равно приду”. Она рассмеялась над выражением его лица, затем продолжила: “Если беспорядки начнутся снова, я всегда могу поспать на твоем диване”.

“Ты всегда могла бы спать в моей постели”, - предложил он.

Она покачала головой. “Ты не спал в моей, когда провел ту ночь в общежитии, в то время как бои в городе были такими жестокими”. Она не обиделась; она потянулась и взяла его за руку. “Давай. Пошли. Я проголодался, стоя здесь и разговаривая”.